Касвелл был еще и опаснее Маклярой потому, что дети были старше и многие из них были малолетними преступниками. Здесь можно было найти марихуану и колеса, драки между мальчиками и даже девочками не были редкостью. Здесь так же, как и в Маклярой, формировались группы, но в Касвелл эти группы больше напоминали уличные банды. Воровство было повсеместно.
За несколько недель Лаура поняла, что в жизни существовало только два типа выживших: так же, как она, кто нашел к этому силы, будучи любимыми хотя бы раз в жизни; и те, кто не был любим, кто был склонен к ненависти, подозрению и мести. Они были лишены в своей жизни человеческого участия, что и отразилось на их будущем.
Она жила в Касвелл с большей осторожностью, но никогда не позволяла страху овладеть ею. Местные бандиты были ужасными, но и трогательными, а в своих позах и ритуалах насилия даже смешными. Она не нашла никого, похожего на Акерсонов, с кем бы могла обмениваться черным юмором, поэтому уделяла больше внимания своему дневнику. Ожидая тринадцатилетия Акерсонов, Лаура раскрывалась в своих письменных монологах, это было время самооткрытия, время понимания напыщенного трагического мира, в котором она родилась.
В субботу, 30 марта, она читала в своей комнате, когда услышала, как одна из ее соседок – вечно хныкающая девочка по имени Фран Викерт – обсуждала с другой девочкой пожар, в котором погибли дети. Лаура едва прислушивалась к их разговору, пока не услышала слово «Маклярой».
Озноб пронзил ее тело, заморозив сердце и заставив онеметь ее пальцы. Она бросила книжку и направилась к девочкам.
– Когда? Когда был этот пожар?
– Вчера, – сказала Фран.
– Сколько п-погибло?
– Немного, я думаю, двое или даже один ребенок, но говорят – там здорово пахло горелым мясом. Это худшее…
Наступая на Фран, Лаура сказала:
– Как их звали?
– Эй, отстань от меня.
– Скажи мне их имена!
– Я не знаю имен. Господи, что с тобой случилось?
Лаура не помнила, как ушла от Фран и вышла из приюта, но вдруг обнаружила, что стоит на Кателла-авеню, в нескольких кварталах от Касвелл-Холла. Кателла была промышленной улицей в этом районе и в некоторых местах здесь не было тротуаров, поэтому она бежала по обочине дороги на восток, в то время как справа от нее проносились машины. Касвелл был в пяти милях от Маклярой, и она не была уверена, что знала дорогу, но доверившись инстинкту, она бежала, пока не устала, потом шла пешком, пока снова не стала бежать.
Более разумным было пойти прямо к одному из адвокатов Касвелла и спросить имена детей, погибших в пожаре. Но Лауре почему-то казалось, что судьба близняшек Акерсонов зависела от ее трудного путешествия в Маклярой. Если она спросит о погибших по телефону, то ей обязательно скажут, что они мертвы, а если она все-таки преодолеет эти пять миль, то найдет Акерсонов живыми. Это было суеверие, но все-таки она поступила именно так.
Стало темнеть. Мартовское небо было залито красным и пурпурным светом, его начали затягивать тяжелые темные тучи, когда Лаура увидела Маклярой. С облегчением она увидела, что передний фасад старого здания не отмечен огнем.
Хотя ее платье вымокло от пота, а она устала и ее голова разламывалась на части, она не замедлила своего бега, пока не достигла главного входа. Лаура прошла мимо шести детей в коридоре и трех на лестнице, двое из которых позвали ее по имени. Но она не остановилась, чтобы расспросить их о трагедии. Она должна была сама все увидеть.
На последнем пролете лестницы она увидела, вернее, почувствовала следы пожара: едкий и терпкий запах сгоревших вещей, затяжной и кислый запах дыма. Когда она прошла сквозь лестничные двери, то увидела, что все окна на третьем этаже раскрыты, а электрические вентиляторы установили в центре коридора, чтобы проветривать воздух в обоих направлениях.
В комнате Акерсонов стояла новая, неокрашенная дверная коробка и дверь, но окружающие ее стены были покороблены и покрыты черной сажей. Написанный знак предупреждал об опасности. Как на всех дверях в Маклярой, на этой двери не было замка, поэтому она не придала значения знаку, распахнула дверь, переступила через порог и увидела то, что она больше всего боялась увидеть: разрушение.
Коридорный свет позади нее и пурпурные блики заката в окнах едва освещали комнату, но она увидела, что остатки мебели были вынесены из комнаты; комната была пуста, здесь присутствовало лишь ужасное привидение огня. Пол почернел от сажи и покоробился. Стены потемнели от дыма. Дверцы шкафа превратились в пепел, и только обгоревшие останки остались висеть на петлях, которые тоже расплавились. Оба окна были, очевидно, выбиты пожарниками; их проемы были наскоро забиты пластиковыми пластинами, прибитыми к стене. К счастью для других детей, в Маклярой огонь рвался вверх, а не в стороны, пожирая потолок. Потолок практически выгорел, и сквозь него были ясно видны массивные почерневшие балки чердака. Очевидно, пламя было погашено до того, как оно добралось до крыши, потому что она не видела неба.