Борис Тищенко
(расшифровка интервью из телепрограммы «Пятое колесо, 1989 г.)
Джабраил Хаупа, кабардинский композитор, ученик и друг Б. Л. Клюзнера:
«Борис Лазаревич разъял для меня атомы музыки, я у него прошел, что не успел в консерватории».
Валерий Гаврилин, композитор, (из письма к Джабраилу Хаупе, февраль 1984 года):
«Борис Лазаревич (Клюзнер) милый, великий человек… Так до боли его не хватает, с каждым днем всё больше и больше, особенно сейчас, когда наша музыкальная жизнь становится всё более ложной и безнравственной. Так не хватает его мудрого слова, совета. Но есть что-то удивительное и магическое в том, что и после смерти своей он сделал, как и всегда при жизни, доброе дело — столкнул нас с Вами».
Б. Л. Клюзнер — Джабраилу Хаупе:
«Об исполнении твоих „Сказок“ я знаю. Мне рассказал об этом А. С. Леман. Его отзыв об этом пленуме сходится с твоим. Твои „Сказки“ выделились среди других сочинений (это его мнение). Я рад за тебя. Он же рассказал мне о посвящении. Меня это очень тронуло. Спасибо, но объявлять об этом на концерте, по-моему, не следовало. Это может несколько охладить хорошее отношение к тебе. Сочиняй больше. У тебя за душой есть поэзия. Остальное — труд».
«О горьковском пленуме мне всё известно не только из твоего письма. Я видел программу. Мне сообщили, что твоя поэма отлично прозвучала и была хорошо принята аудиторией. Всё это меня очень порадовало. Если уж нужны мои советы — могу дать один (надежный) — марать больше нотной бумаги. Это единственное средство «выписаться» и приобрести технику».
Из книги Джабраила Хаупы
«Мир логики и чувств» (Нальчик, 2002)
Потом, после консерватории, я пять лет стажировался у Бориса Лазаревича Клюзнера — это был великий музыкант! Его живым загнали в гроб. В сорок восьмом году вышло постановление ЦК «Об опере Мурадели „Великая дружба“», когда композитора наряду с Прокофьевым, Шостаковичем, Шебалиным, Мясковским, Хачатуряном — по сути, лучшими представителями музыкальной интеллигенции — объявили «формалистами», а их произведения — «антихудожественными», — это лишь повод был.
Клюзнер против пошел, сказал: «У меня свое мнение: это гениальные композиторы» — и его судьба была решена: сначала его отстранили от должности зампредседателя Ленинградского отделения Союза композиторов, потом — опала. Вот этими руками я его похоронил.
Комарово, Сестрорецкий район под Ленинградом. Метрах в пятнадцати от Клюзнера похоронена Анна Ахматова…
А хотите, покажу кое-что? (Достает партитуру «Шехерезады».) Римский-Корсаков — мой прапрапрадед по композиции. Не верите? Смотрите: по одной линии — я учился у Шаверзашвили, Шаверзашвили учился у Баланчивадзе, Баланчивадзе — у Штейнберга, Штейнберг — у Римского-Корсакова. По другой линии: я учился у Клюзнера, тот — у Михаила Фабиановича Гнесина, Гнесин — у Римского-Корсакова. Я «праправнук» Римского-Корсакова и этим «родством» очень горжусь.
Джабраил Хаупа: Можно ли научить быть композитором?
(Из интервью газете «Нальчик» 20.02.2012)
70-е годы стали началом большого творческого подъема композитора Хаупы. В конце этого десятилетия он создает два крупных произведения камерной музыки. В 1978 году посвящает сонату для флейты и фортепиано великому композитору И. С. Баху, а в 1979 году пишет сонату № 2 для скрипки и фортепиано, посвятив ее своему учителю и другу Борису Лазаревичу Клюзнеру и великому Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу.
Эти сочинения исполнялись в Москве, Владикавказе. Ростове-на-Дону, Ленинграде.
Материал взят с сайта kabbalk. ru
«…Действительно, судьба композитора и вообще художника в мире — трагична. Даже самые сильные личности, самые талантливые творцы забываются после их исчезновения.
А в современной обстановке, которую я лично оцениваю, как стремление уничтожить культуру вообще, можно просто придти в отчаяние.
…Он (Клюзнер) действительно был композитором самого высокого класса, самой большой смелости и бескомпромиссности.
Особенно вспоминаются мне наши беседы о смысле искусства, о необходимости творческой активности, о чистоте художественных побуждений и страстности в реализации музыкальной формы.
Но не меньшую ценность составляло стремление эту фактуру сделать очень свободной, не сводимой к тактовометрономической концепции. Выход за пределы такта был его особым свойством. В известной степени это качество составляло трудность для дирижеров.