Никогда прежде не задумывался он о разнообразии жанров снотворческих пьес; именно сон о переправе обратил его внимание на этот нелепый феномен.
Случалось ему — впрочем, очень редко — пролететь над полотнищем сказочным образом сотворенного моста, взмахом волшебного платочка, напоминавшего маленький шелковый узорный ало-золотой платок, чей уголок когда-то торчал из верхнего кармана отцовского праздничного парадного пиджака. Он летел большой птицей, сокол ли, чеглок ли; впереди, внизу, убегая, стреляли в него фашисты, промахивались, но некоторые пули пролетали сквозь его невидимые распахнутые над мостом крылья, свистя в шуршащих перьях; сзади, внизу с криком бежали свои, стреляя в чужих, подтягивались пушки, нарастали звуки танковых колонн. Сверху хорошо ему были видны алые пятна на свежем полотнище переправы.
В одном из снов по мановению дареного топора-саморуба сооружал он для переправляемого им с живого берега войска сотню челноков; челноками были самоходные гробы. В другой раз предложил он комбату для той же цели бездонные бочки. А на предложение применить для форсирования реки радугу-мост отказом ответил комбат, пояснив, что для пехоты сгодилось бы, но танки не пройдут.
В снах (с детства) — или по ту сторону стены, или по эту. Или на этом берегу, или на том. Война, как страшный сон, решала это проблему по-своему: пробоина в стене, размолоть стену как таковую.
Переправа как попытка сшить два берега большим стежком с горячими корпускулами металла и быстро остывающими телами на скальпированных свежих стволах еще вчера живых и зеленых древ.
С появлением на Большой Подьяческой индейца ночные формально несуществующие переправы обрели географию, биологию и ботанику.
Река, например, стала зваться Потудань, и он не мог припомнить, проснувшись, действительно ли он строил переправу через нее или только слышал от кого-то ее название. У реки один берег был низкий, другой высокий, песчаный, с сотами, полный ласточкиных гнезд, малых вертепов-пещерок в песке. Крики ласточек, их полеты. Они прятались в своих малых лазах от войны, боя, криков, стрельбы; потом войска проходили по наведенному мосту, уводя за собой за сосны крики, выстрелы, гибель, — и ласточки появлялись.
Потудань текла с запада на восток, вбирая притоки, — малые речушки, речонки, ручьи. Пока шли они к реке, определяя, где лучше всего навести переправу, отыскивая место поуже, помельче, определяя брод — по инструкции — по тропам с дорожками, ведущими к берегу, по ряби на воде, попалось им некое мегалитическое сооружение, лабиринт, мелкий местный Стоунхендж, каменное святилище из меловых камней. Во сне он уснул, приснилось ему, что прежнее название реки было Каяла, что в этих местах бились русичи с половцами, это рассказал ему повстречавшийся рыбак, сперва перечисливший, какие рыбы водятся в Потудани: голавль, белый амур, лещ, окунь, плотва, сазан, толстолобик, ерш, уклейка, синец, щука, — а потом вышедший с ним вместе из сна, чтобы помочь определить глубину реки и донный рельеф. Они шли в болотных сапогах (потом вода стала по пояс, затем по грудь), Клюзнер с шестом, исчирканным делениями, рыбак с багром, как положено, дважды туда и обратно, в четырех метрах друг от друга. «Дальномера с угломером у нас нет, чтобы ширину речную определить, — сказал рыбак, — Так мы на глаз». Но в середине попался им провал, плыли. «Мост нужен, — сказал рыбак, — глубоко для брода, для пехоты метр, для артиллерии полметра, для танков того меньше; вот для конницы метр с гаком». Клюзнер сказал: «Да, метр с гаком для всадника хватит, это тихая река, вот на горных реках с быстрым течением брод возможен, если лошади по брюхо, а для вьючных груженых лошадей — до скакательного сустава».
Иногда в снах о переправе призраки прибрежных кладбищ высоких берегов (вроде тех, что пугали плывшего по Днепру есаула Горобца), потревоженные, вставали из могил. Случалось, как некогда в яви, волоком бурлацким тащить плоты ночью вверх по реке к безлесному берегу, с которого приказано было перекинуть мост для подходящих войск. Иногда он просыпался, задыхаясь, от того, что ледяная вода подходила к подбородку. Быстрей, быстрей, да он опять молоток утопил, главное, ящик с гвоздями не утопи, не рассыпь, быстрей, а вот тут лучше в пазок, да я вижу, комиссар. Их подгоняли с противоположных берегов — сзади готовые к наступлению свои, спереди беглым огнем чужие. И когда шли танки, бежала пехота по наведенному ими мосту, там уже лежали мертвые, невезучие штрафники, которым он стал Хароном, переправив их с живого берега на мертвый.