– Кроме пожелания вам счастья, – сказала Тельма, – я позвонила, чтобы пригласить вас провести Рождество со мной и Джесоном.
– Джесоном? – спросила Лаура.
– Джесон Гэйнс, режиссер, – сказала Тельма.– Он режиссер фильма, в котором я снимаюсь. Я проведу Рождество с ним.
– А он уже знает об этом?
– Послушай, Шан, здесь я шучу.
– Прости.
– Он говорит, что любит меня. Может, он ненормальный? Такой приличный парень, всего на пять лет старше меня, вроде не мутант, известный кинорежиссер, который зарабатывает миллионы и который мог бы окрутить любую красотку, и вдруг хочет меня. Очевидно, он тронутый, хотя вроде не заметно. Он говорит, ему нравится, что у меня есть мозги…
– А он знает о том, что их не так уж много?
– Ты опять за свое, Шан. Он говорит, что любит мои мозги и мое чувство юмора, а мое тело вызывает у него постоянную эрекцию.
– У тебя прекрасное тело.
– Да, я тоже начинаю считать его не таким уж плохим, как я думала раньше. Оно ничего, если считать костлявость признаком красоты женщины. Но когда я смотрю на свое тело в зеркало, меня начинает смущать эта физиономия, которая венчает его.
– У тебя красивое лицо. Особенно сейчас, без обрамления из зеленых и пурпурных волос.
– Но это не твое лицо, Шан. Наверное, я сумасшедшая, что пригласила вас на Рождество. Когда Джесон увидит тебя, я отойду на задний план. Ну, так что? Вы приедете? Мы снимаем фильм в окрестностях Лос-Анджелеса и к 10 декабря должны закончить начальную стадию. Потом у Джесона будет масса работы с отснятым материалом, но к Рождеству мы все бросим. Мы бы очень хотели, чтобы вы приехали. Скажи, что приедешь.
– Я бы, конечно, хотела познакомиться с этим чудаком, который полюбил тебя, но я не знаю. Я чувствую… себя в безопасности здесь.
– Ты думаешь, что мы опасны?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Ты можешь взять с собой «узи».
– А что подумает Джесон?
– Я скажу ему, что ты член левой партии и закоренелый радикал, который повсюду таскает с собой «узи», боясь, что революция грянет без предупреждения. Он купится на это. Это же Голливуд, детка. Многие актеры, с которыми он работает, помешаны на политике.
Через открытые двери Лаура видела Криса, свернувшегося в кресле с книжкой в руках.
Она вздохнула.
– Может быть, настало время, когда нам нужно ненадолго выйти в мир. Это будет тяжелое Рождество, первое для нас с Крисом без Данни. Но я чувствую себя неспокойно…
– Прошло уже десять месяцев, Лаура, – мягко сказала Тельма.
– Но я не собираюсь расслабляться.
– А тебе и не нужно этого делать. Я ведь серьезно насчет «узи». Можешь захватить весь свой арсенал, если так ты будешь чувствовать себя спокойнее. Только приезжайте.
– Хорошо… приедем.
– Фантастика! С нетерпением буду ждать, когда ты познакомишься с Джесоном.
– Кажется, этот чокнутый голливудский пожиратель женских сердец не остается без твоего внимания или я ошибаюсь?
– Я без ума от него, – призналась Тельма.
– Я рада за тебя. Тельма. Ничто не доставляло мне такого удовольствия за последние месяцы.
Все, что она сказала, было правдой. Но когда она повесила трубку, то заскучала о Данни больше, чем когда-нибудь.
ГЛАВА 8
Установив таймер, Стефан вышел из своего кабинета и спустился на первый этаж в главную лабораторию. Было двенадцать часов четырнадцать минут, до назначенного путешествия во времени оставалось почти два часа, поэтому главная лаборатория была пуста. Окна были занавешены, а основной свет погашен, как это было чуть больше часа назад, когда он вернулся из Сан-Бернардино. Цифры и шкалы на приборах светились зеленым и оранжевым светом. Погруженная во мрак машина времени ждала его.
До взрыва оставалось четыре минуты. Он направился прямиком к главной программирующей панели и аккуратно набрал цифры, установив нужное местоположение и время: Южная Калифорния, окрестности Бич Би, восемь вечера 10 января 1988 года, всего через несколько часов после смерти Данни Пакарда. Он сделал все необходимые расчеты еще день назад, записав их на листок бумаги, который сейчас держал в руках, поэтому программирование заняло у него всего минуту.
Если бы он мог отправиться в полдень 10-го числа, предотвратить катастрофу и сразу пристрелить Кокошку, то мог бы спасти Данни. Тем не менее, путешественник во времени не мог вернуться в одно и то же место, если его второе путешествие следовало незадолго до предыдущего: это был естественный механизм, который предохранял путешественника от возможной встречи с самим собой. Он мог вернуться в Бич Би сразу после того, как оставил Лауру тем январским вечером, так как это не грозило столкновением со своим двойником. Но если он установит время на время своего отбытия из того вечера, он опять-таки может столкнуться с самим собой, в результате чего он просто окажется снова в институте, как будто никуда и не отправлялся. Это был один из таинственных аспектов путешествий во времени, о котором они узнали, работая над проектом, но который они не понимали,
Когда он закончил вводить программу, он сравнил данные компьютера, чтобы быть уверенным, что он попадет в то место. Потом он посмотрел на время своего прибытия, которое показывало восемь часов вечера, 10 января 1989 года вместо 1988-го. Машина времени перенесет его теперь в Бич Би не через несколько часов после смерти Данни, а через год.
Он был уверен в правильности своих расчетов; у него было достаточно времени сделать их и перепроверить за последние две недели. Очевидно, он был очень взвинчен и сделал ошибку, когда вводил программу. Он мог перепрограммировать машину.
До взрыва оставалось меньше трех минут.
Он смахнул пот со своих глаз и посмотрел на цифры на листе бумаги, конечный продукт его интенсивных расчетов. Когда он протянул палец к кнопке, которая стирала набранную команду, на первом этаже сработал сигнал тревоги. Крики доносились со стороны архива.
Кто-то обнаружил тела Янушки и Волкова.
Он снова услышал крики и бегущие шаги.
Нервозно взглянув на дверь зала, он решил, что времени на введение другой программы не осталось. Ему придется смириться с возвращением к Лауре, после того как он оставил ее, через год.