Клитманн тоже был обеспокоен, но у него не было времени на раздумье о том, что происходит. В его задачу входило убийство женщины и мальчишки, если не Кригера. Он сказал:
– Будьте начеку, – и медленно поехал вдоль обочины, ища съезд.
Хубатч и Брачер достали свои «узи» из дипломатов еще в Палм-Спрингс. Теперь вооружился фон Манстейн.
Обочина сровнялась с равниной. Клитманн свернул с дороги и выехал на равнину, направляясь к женщине и мальчику.
Когда Стефан нажал кнопку на поясе, воздух потяжелел, и Лаура почувствовала большую и невидимую тяжесть, давящую на нее. Она состроила гримасу, почувствовав запах жженых электрических проводов и горелой изоляции, смешанный с запахом озона и персиковым запахом вексона. Давление выросло, запах усилился, и Стефан покинул этот мир с резким и громким хлопком. На мгновение стало нечем дышать, но кратковременный вакуум сменился порывами горячего ветра, несущего пьянящий запах пустыни.
Обнимая мать, Крис воскликнул:
– Уау! Разве это не здорово, мам?
Она не ответила, потому что заметила белую машину, съехавшую с дороги. Она мчалась прямо к ним.
– Крис, зайди за «бьюик». Пригнись!
Он увидел приближающийся автомобиль и повиновался ей без вопросов. Она подбежала к «бьюику» и схватила с сиденья «узи». Отступив за машину, она ждала приближения белого автомобиля.
Он был меньше чем в двухстах ярдах и быстро приближался. Блики солнечного света вспыхивали на его хромированном кузове и лобовом стекле.
Она не отвергала той вероятности, что это могли быть не агенты гестапо из 1944 года, а невинные люди. Но это было маловероятно.
Судьба борется за то, что должно было быть.
Нет. Черт возьми, нет.
Когда белая машина приблизилась на сто ярдов, Лаура выпустила из «узи» длинную очередь, как минимум дважды попав в лобовое стекло, которое разлетелось вдребезги.
Машина – она теперь видела, что эта была «тойота» – развернулась на триста шестьдесят градусов, подняв облако пыли. Она остановилась примерно в шестидесяти ярдах от них, боком со стороны пассажира.
Двери с другой стороны открылись, и Лаура поняла, что оккупанты вылезают из машины так, чтобы она не могла их видеть. Она снова открыла огонь, не надеясь попасть в кого-нибудь сквозь «тойоту», но с намерением пробить топливный бак, который мог взорваться и охватить пламенем этих людей, притаившихся с другой стороны машины. Она опустошила весь магазин, но взрыва так и не последовало, хотя была уверена, что несколько пуль пробили бак «тойоты».
Она бросила автомат, распахнула заднюю дверцу «бьюика» и схватила другой «узи» с полным магазином. Она взяла с сиденья еще и револьвер, не спуская глаз с белой «тойоты». Сейчас она пожалела, что Стефан не оставил третьего автомата.
Из-за другой машины раздался автоматный огонь, который не оставил сомнений в том, кто это был. Когда Лаура прижалась к кузову «бьюика», пули застучали по металлу, раздался треск стекол, некоторые пули взбили белые фонтанчики на песке возле «бьюика».
Она услышала свист пуль рядом со своей головой, смертельный шепот металла и сжалась еще больше, чтобы представлять собой как можно меньшую цель. Рядом с ней притаился Крис.
Стрельба из-за «тойоты» прекратилась.
– Мама? – испуганно сказал Крис.
– Все в порядке, – сказала она, пытаясь поверить в то, что говорит, – Стефан вернется меньше чем через пять минут, дорогой. У него еще один «узи». С нами все будет в порядке. Мы должны продержаться несколько минут. Всего несколько минут.
ГЛАВА 15
Пояс Кокошки вернул Стефана в институт в одно мгновение, и он появился в цилиндре машины времени с открытым клапаном баллона с вексоном. Он нажимал на клапан с такой силой, что его рука онемела и раненое плечо вновь засаднило.
Из мрака цилиндра он мог видеть только небольшую часть лаборатории. Он заметил двух человек в темном одеянии, которые всматривались в глубь цилиндра. Это были агенты гестапо – двое ублюдков из небольшой группы дегенератов и фанатиков, – и он чувствовал облегчение от того, что они не могли видеть его так же четко, как он видел их; на какой-то момент они приняли его за Кокошку.
Он двинулся вперед, держа в левой руке шипящий баллон с вексоном, а в правой – пистолет, и прежде чем люди в лаборатории поняли, что что-то не так, нервно-паралитический газ сделал свое дело. Они упали на пол возле машины времени, и когда Стефан шагнул в лабораторию, они корчились в агонии. Их сильно рвало. Кровь хлестала из ноздрей. Один из них брыкал ногами и хватался за горло, другой свернулся на боку и согнутыми пальцами раздирал глаза. Возле программной панели лежало три человека в лабораторных халатах, которых Стефан знал: Хопнер, Ик и Шмаусер. Они терзали себя, словно сумасшедшие. Все пятеро умирающих пытались кричать, но из их глоток вытекала кровь и рвота, и они могли издавать лишь жалобный, слабый звериный рык. Стефан не чувствовал никаких физических отклонений, кроме ужаса от увиденного. Через тридцать-сорок секунд они были мертвы.
Безжалостное применение вексона против этих людей было подходящим правосудием, так как именно нацистские ученые синтезировали первый нервно-паралитический газ в 1936 году. Этот газ, как и вексон, убивал людей воздействием на их нервную систему. Эти люди были убиты в 1944 году оружием будущего, порожденным их же обществом, основанным на смертях.
Тем не менее, Стефан не чувствовал никакого удовлетворения от этих пяти смертей. Он так много видел смертей за свою жизнь, что даже оправданные убийства во имя жизни невинных людей, даже убийства во имя правосудия вызывали у него отвращение. Но должен был сделать это.
Он положил пистолет на стол, снял с плеча «узи» и положил его рядом.
Из кармана джинсов он достал короткий кусок проволоки, которым примотал клапан баллона с вексоном. Он вышел в коридор и поставил баллон на пол. Через несколько минут газ распространился по всему зданию, через лестничные пролеты, лифтовые шахты и вентиляцию.
Он был удивлен тем, что коридор был освещен только ночным освещением, а лаборатории первого этажа казались пустыми. Оставив шипящий баллон в коридоре, он вернулся к программной панели, чтобы посмотреть дату и время, в которое его вернул пояс Генриха Кокошки. Было двадцать один час одиннадцать минут шестнадцатого марта.