Получасового допроса бывшего подозреваемого Аланову было достаточно, чтобы убедиться в непричастности Ташко к убийству Элфорд. И всё же Настя вызвалась побеседовать с задержанным, чтобы провести «точечную диагностику». Что это такое и с чем его едят Марат спрашивать не стал и любезно уступил место в допросной.
– Меня взбесила не мать, а ее отпрыск, – фыркнул Ташко и громко шмыгнул носом. – Бесят такие избалованные щенки. Сделают все лишь бы добиться своего.
– И как с таким отношением к детям Вы умудрились окончить педагогический колледж и устроиться школьным тренером по волейболу? – приподняв бровь, спросила Настя. – Если мне не изменяет память, то на первой странице каждого учебного пособия имеется надпись: «Дети – цветы жизни!». Поступок того мальчика не сказать, чтобы приятный, но всё же терпимый. Это ведь дети, что с них взять?
– Дети, – Ташко снова фыркнул и покачал головой. – Из-за придурковатости и лживости одного такого ребенка я больше десяти лет провел за решеткой.
– Вы про Рису Аянову? – не отрывая взгляда от записей в своем блокноте, спросила Настя.
– Про нее самую… – Ташко скривил рот и кое-как протолкнул комок, подкравшийся к горлу. – Тварь малолетняя. Встала на защиту педофила. Да если б не я, тот утырок бы точно что-нибудь сделал с Риской!
– Поступок одного ребенка заставил Вас пересмотреть отношение ко всем детям?
– Послушай, мозгоправка, ты чего добиваешься? – Ташко постучал ногтем по столу. – Я вроде не на исповеди, да и ты не священник. Давай заканчивай эту лабуду. Скучно становится.
– Ясность полная. – Настя передразнила Ташко, тоже постучав ногтем по столу. – Но могу ли я дать вам совет? Напоследок.
– Любите вы, мозгоправы, раздавать советы налево и направо. Вот что с вами не так, а?
Настя пропустила колкость мимо ушей и серьезным видом продолжала смотреть на бывшего тренера.
– Ладно, – протянул Ташко. – Валяй. Рассказывай, как огромные корабли бороздят просторы нашей вселенной.
– Могу ли я говорить прямо? Без увиливаний?
– Угу. – не обращая внимания на собеседницу, промычал Ташко, продолжая разглядывать наручники.
– Ты никчемный соплежуй, всё еще пытающийся найти сочувствие за поступок, сделанный много лет назад. – слова Насти нашли слушателя, ошарашенно уставившегося на нее круглыми глазами. – Ты словно ребенок, зациклился в собственной проблеме, позволяя ей засасывать себя в бездну самолюбия и самосожаления. Взрослый мужик, а всё нюни распускаешь, как маленькая девка. Возможна та ученица и стала бы жертвой педофила, однако мы этого никогда не узнаем и слава богу, что и она тоже. Всё это благодаря тебе. Спасибо огромное. Ты же это хочешь услышать? Ну так вот слушай и получай долгожданное вожделение от благодарности за хороший поступок! Если хочешь я могу хоть до вечера говорить тебе слова благодарности, которых ты не услышал из уст той школьницы. Могу говорить до тех пор, пока ты не кончишь от собственного самолюбования! Хочешь?
Ташко скрючился, но не переставал глазеть на психолога.
«Попала в самое яблочко» – подумала Настя и перестроилась:
– Господин Ташко, – как ни в чем не бывало, Настя помахала рукой перед его лицо и щелкнула пальцами, – Вы в порядке? Может быть воды?
– А? Что? – бывший тренер покрутил головой, оглядывая всё вокруг. – Где я?
– Вы в полиции. Помните?
– Ах да, точно. – Ташко потер пальцами лоб, а затем перебрался к вискам. – Извините, будто бы выпал из реальности.
Настя вытащила из сумочки визитку и положила ее на стол перед Ташко.
– Возьмите. Это очень хороший специалист. Ваш случай как раз по ее части.
Бывший тренер обрел ясность, но не сказал ни слова. Жесткая тирада психолога ему не привиделась и уж точно не приснилась. Что-то внутри него пыталось возразить, но так и не осмелилось. Слова Насти проникли в глубины души, возможно разбив невидимую преграду, заставлявшую Ташко жить в рефлексии.