Я быстро спрыгнула с кровати и помчалась в свою комнату. Точнее говоря, в свою бывшую комнату.
Там я быстро умылась, приняла душ, одела джинсы и клетчатую рубашку, а затем вернулась к Кану. Он уже усердно что–то печатал на компьютере, постель была заправлена, а на нем были штаны и свитер.
– А мне больше нравилось, когда на тебе была пижама. Точнее ее половина, – я скорчила лицо недовольного ребенка и подошла к Кану, – Хватит работать, пошли завтракать.
Спустя полчаса машина остановилась у нашей любимой кофейни.
Мы сели на то же место, где сидели в самый первый раз, когда пришли сюда.
И нам снова попалась та же официантка. Но на этот раз она не особо засматривалась на Кана, что меня радовало.
– Нас с тобой приглашают на открытие картинной галереи в Нью–Йорке и там же на интервью. Я хотел посоветоваться с тобой, прежде, чем давать ответ. Я понимаю, что наше последнее интервью тебе не очень–то понравилось.
– Я бы хотела сходить на открытие галереи и посмотреть на картины других художников. А вот интервью меня немного пугает, хотя я понимаю, что от этого не убежать и когда–нибудь мне придется столкнуться с этим. Так что я согласна. Если что, ты меня спасешь, – Я улыбнулась.
Нам принесли наш завтрак, и я с огромным удовольствием все быстро съела и выпила горячий кофе, а вот Кан ел с какой–то неохотой, а взгляд у него был такой, словно он где–то далеко в своих мыслях.
– Каннахен, – позвала я, – О чем задумался?
– Да так, ни о чем, – Кан улыбнулся мне и продолжил завтракать, – В Нью–Йорк мы полетим уже после твоего дня рождения, так что у тебя есть время подготовиться. Поищи себе какое–нибудь сногсшибательное платье.
Кан расплатился за еду и мы вышли на улицу. Водитель Каннахена открыл для нас дверцу.
– Ария? – позвал меня до боли знакомый голос.
Я подняла голову и увидела…маму, идущую навстречу мне. У нее был испуганный вид, смешанный с облегчением, а у меня был только испуг. Я хотела убраться отсюда поскорее.
Быстро запрыгнув в машину, я захлопнула дверь, и мы поехали назад, домой.
– Ария, милая, поторапливайся, а то мы опоздаем к доктору Нэшу, – эхом отозвался голос мамы.
Я вижу себя в зеркале. Мне всего семь. На мне моя любимая белая блузка в горошек, черные джинсы и темно–красный кардиган кардиган, застегнутый на одну верхнюю пуговицу. С левой стороны половина волос заплетена в хвостик, а другую часть волос я держу в руке и пытаюсь завязать в такой же аккуратный хвостик.
Дорога до больницы казалась очень долгой. А в приемной доктора Нэша было много детей. Все они громко смеялись или бегали, из–за чего их отчитывали мамы.
– Мейб, – наконец прозвучала наша фамилия. Но мама оставила меня в приемной, а сама пошла к доктору.
Я села на жутко неудобное кресло и стала ждать.
Шли минуты. Сначала пять, затем десять и пятнадцать.
Наконец мама вышла из кабинета с каменным лицом и повела меня домой, не проронив ни слова.
На следующее утро за завтраком все сидели с такими же лицами, с каким мама вчера вышла из кабинета доктора Нэша. Родители о чем–то еле слышно перешептывались с минуту, а затем посмотрели на меня. И наступила гробовая тишина.
– Ария, – тихо, но твердо сказал папа, – Нам нужно тебе кое–что рассказать. Месяц назад, когда ты упала, мы повели тебя к доктору, помнишь? – я кивнула, – Так вот тогда ты ударилась головой, и так получилось, что теперь твой мозг немного…поврежден, – папа говорил медленно, подбирая каждое слово, – Думаю, ты уже заметила, что тебе в школе стало немного тяжелее учиться. Так вот теперь это будет всегда.
На следующий день мама постоянно кричала на меня, а когда уставала, садилась на стол и тихо плакала. Я подходила, чтобы пожалеть ее, но она меня отталкивала.
Не знаю, кого она тогда больше жалела: меня, ту, что стала умственно отсталой, или себя, ту, которой теперь придется содержать ребенка, которого она содержать не хочет.
Тогда я особо ничего не понимала, но со временем осознала, что моя болезнь породила в ней отвращение ко мне. Какая мать захочет отречься от своего ребенка, который случайно упал с велосипеда и повредил голову?
С каждым днем все становилось только хуже. Все в этой семье стали больше и больше кричать на меня, одноклассники все больше и больше стали смеяться надо мной, а учителя стали больше сочувствовать.
Они знали, как со мной обращаются дома и видели, как надомной смеялись в школе, но ничего не делали с этим. Они просто сочувствующе на меня смотрели и бездействовали. Спустя какое–то время я поняла, что помощи ни от кого ждать не стоит.
С годами я научилась держать язык за зубами, чтобы не ляпнуть чего от злости, за что получить пару ссадин. Я стала время от времени заходить в аптеку и покупать себе разные мази, чтобы синяки и ссадины быстрее заживали. Я научилась загонять слезы назад, поэтому если мне хотелось поплакать, я просто–напросто не могла этого сделать, потому что разучилась.
На мое семнадцатилетие мама испекла мне небольшой торт, чему я необычайно обрадовалась, но в итоге мой очень добрый брат Майк толкнул меня так, что я лицом упала в этот торт. Это выглядело, как типичная сцена из какой–нибудь комедии, хотя мне было совсем не смешно. В отличии от членов моей семьи.
После этого я заперлась в своей комнате, в ванной смыла всю шоколадную глазурь со своего лица, взяла немного наличных и сбежала через окно. Тогда я пошла в кондитерскую и купила скромный кексик, на который едва хватило денег.
Я никогда не понимала за что они так со мной. И думаю, что уже никогда не пойму.
Глава 14
Солнце никогда не погаснет
– Просыпайся, соня! – затормошил меня Кан в сотый раз. Я снова помычала и отвернулась от него, не желая вылезать из этой чудеснейшей кровати.
Я жила с Каном в одной комнате уже больше двух месяцев, но до сих пор наслаждалась этой кроватью и поражалась тому, какая она удобная.
– У меня для тебя сюрприз, но раз ты спишь…
Я тут же подскочила в кровати:
– Какой сюрприз?
Кан наклонился, чтобы поцеловать меня, но я ту же оттолкнула его и перекатилась на другую половину кровати, как ошпаренная, в результате чего чуть не упала с кровати и спутала все волосы. Парень испугано на меня посмотрел.
– Что случилось?
– Я зубы не почистила, – пожала плечами я, будто ничего необычного сейчас не произошло.
Кан обошел кровать, скинул с меня одеяло, а меня перекинул через плечо и понес меня на первый этаж.
На лестнице мы встретили Энн, она вопросительно посмотрела на меня, а потом засмеялась.
– Доброе утро, Энн, – я махнула рукой.
– Доброе утро, мисс Мейб.
На кухне Кан, наконец, опустил меня на пол. Я угрожающе посмотрела на него, а затем обернулась и застыла на месте.
Повсюду висели разноцветные шарики и гирлянды с моим именем, а на столе стоял торт.
– С днем рождения, Ария, – сказал Кан и обнял меня сзади.
– Это лучший день рождения в моей жизни, – прошептала я, прикрыв рот рукой.
– И это еще не все. У меня на сегодня целая программа для тебя. Первым делом нам нужно сесть на самолет.
Спустя полчаса мы были в аэропорты, а спустя еще два часа, мы приземлились, вот только я не знала где мы. Кан не показывал мне ни одной вывески, ни одного указателя, закрывая все собой или своим охранником, который, почему–то, полетел с нами. Обычно он почти никуда с Каном не ходит.
Мне все больше и больше было интересно, но вместе с тем я начинала пугаться. Хотя, возможно, это просто меры безопасности.
– Куда ты меня привез, Кан? Скажи уже, – молила я, когда мы сели в машину.
– Подожди еще немного и сама все увидишь, – загадочно улыбнулся парень.
Пока мы ехали в секретное место, в секретном городе, мне стало довольно–таки жарко, так что я сняла свой длинный кардиган и осталась в одних шортах и топе. Тут явно было теплее, чем в Чикаго.