Костик слушал его монолог, раздумывал, как лучше ответить. Он уже вспомнил, почему его имя и отчество были у него на слуху. Перед ним сидел бескорыстный поэт, загнавший в угол беднягу Малинича. Чистый сердцем. Не требовавший гонорара.
– Стихи свои я посылал очень часто в периодическую печать, – говорил между тем Родион Иванович. – Но взаимопонимания я не встретил. Люди там знающие и образованные, но форма для них решает все. А я убежден, что в первую очередь надо учитывать содержание. Жаль, что редакторы и консультанты не понимают простых вещей. Конечно, случаются исключения. Вот в нашей газете есть Малинич. Ему моя задача ясна. Но и он упирается в разные мелочи. То моя рифма ему – не в дугу, то у меня размер неверный. Иной раз даже неловко становится. Не тот размер. Вот тоже – беда! Да я в любом сапоге прошагаю, пусть он сваливается, пусть жмет до слез. Выдержу. Была бы нога! Понимаете, вы ногу отдайте, я на любой размер соглашусь. Вот, Костенька, это его ответ. Взгляните. А очень душевный товарищ.
Костик читал свое письмо, подписанное, как обычно, Малиничем. На душе его было и смутно и мутно.
– Все время пишете? – пробормотал он, не поднимая глаз от листка.
– Надо, – вздохнул Родион Иванович. – Надо. Что делать? Это мой долг. – Слово ему показалось громким, и он поправился: – Моя обязанность. – Потом, показав на скопище книг, усмехнулся: – Решил прочитать всех классиков. Вот и сижу с утра до ночи. Как бы зрение не потерять. Мне только этого не хватает. Племянницы со свету сживут. Но – надо. В чем-то Малинич прав. Не в главном, а все-таки… Надо освоить. – Он пристально взглянул на Костика и устало проговорил: – Думаете: «Без тебя обойдутся…» А если так каждый сам себе скажет? Дети наши, которые подросли, вместо детства видели только горе. Даже взрослым непросто войну пережить, а уж им?.. Безотцовщина, порушенный дом, вредное влияние улицы. Ничего удивительного, что очень многие могут вырасти неспособными к радости. Надо помочь им. Надо воздействовать. Верным словом и личным примером.
Голос его звучал убежденно, однако в нем не было одержимости, скорее – недоуменье и боль. На Костика взирали глаза, из которых лилась неправдоподобная и уже запредельная голубизна.
«Да ведь дни его сочтены!» – вдруг понял Костик.
Он сказал:
– Дайте мне ваши стихи. Возможно, удастся их напечатать.
Родион Иванович улыбнулся такой самонадеянности:
– Вам откажут.
– Там увидим. Это моя забота.
Родион Иванович разволновался. Он долго перебирал бумаги, задумывался и громко вздыхал – нелегко ему было сделать выбор. Наконец, измучившись от сомнений, протянул Костику длинный лист с почти графическими письменами. Они были выведены с великим тщанием.
– Вот, – прошелестел он чуть слышно.
– Наберитесь терпения, – сказал Костик. – Я обещаю: они появятся.
У зеленой калитки он чуть помедлил, взглянул на окно на втором этаже. Он представил кровать с закругленными спинками – одна повыше, другая пониже – и Жеку, раскинувшуюся во всю ширину, взахлеб пьющую утренний сон.
«Спи спокойно, дорогая подруга», – подумал он с глухим раздражением.
Костик сидел напротив Малинича, слушал жалобы на судьбу и посматривал через окно на улицу.
Август догуливал последние дни, не догадываясь об этом. Было так же солнечно и безветренно.
Вошел Духовитов, как всегда озабоченный.
– Вот вы где, – сказал он Костику, – вас там ищут. Послужите напоследок газете.
– Совсем напоследок? – спросил Малинич.
– Бросает нас, – сказал Духовитов.
– Вот так, беспощадно? – воскликнул Малинич. – На какой же день назначен ваш старт?
– На первый сентябрьский, – вздохнул Костик.
– Дети – в школу… – пробормотал Духовитов.
– Именно так, – сказал Костик. – Даже не подозреваете, как это точно.
В комнату заглянула Леокадия. Лицо ее было густо напудрено, вот уже два дня ее глаза то и дело были на мокром месте. Она ходила по коридорам редакции нахмуренная и напряженная, всхлипывая через краткие промежутки. С публицисткой вновь случилась история. На сей раз Костик был неповинен, но она тем не менее обжигала молодого коллегу взглядом, исполненным укоризны. И сейчас, увидев его, Леокадия поспешно захлопнула раскрытую дверь.