Мессалина . И ты выложил все это Юлию Тевкру?
Дион (пожимая плечами) . Что я сказал такого, что надо скрывать?
Мессалина . Несчастная я. Тевкр преподает красноречие императору, это знает весь Рим.
Дион . Ну и что?
Мессалина . Недаром я жаловалась на тебя Сервилихе.
Дион . Нашла кому – стыд и срам! Только что я их встретил – надутую индюшку и ее лавроносного индюка.
Мессалина . С ними хоть ты ничего не выкинул?
Дион . Ничего, ничего, успокойся. Я только сказал Сервилию, что если Юлий Цезарь носил венок, чтоб скрыть нехватку волос, то он будет его носить, чтоб припрятать нехватку мыслей.
Мессалина . Несносный человек, зачем ты это сделал? Он попросту решит, что ты завидуешь ему.
Дион . Не решит, не так уж он глуп.
Мессалина (тоскуя) . Он тебя так хвалил!
Дион . Сатириков либо хвалят, либо убивают. Больше с ними нечего делать.
Мессалина . Их еще морят голодом, дуралей. Мы всем задолжали.
Дион . По правде говоря, я хотел перехватить у Юлия Тевкра тысчонки три динариев, но, сказав ему все, что я о нем думаю, я посчитал это неудобным.
Мессалина . А что мы будем завтра есть?
Дион . На твое усмотрение.
Мессалина . Ну да, воевать с целым миром – его дело, а думать о нашем обеде – мое. Гораций Флакк тоже писал сатиры, но у него был друг Меценат.
Дион . Это пошло на пользу его желудку, но не таланту. Перестань точить меня, Месса. Ты же знаешь, что это бессмысленно.
Мессалина . Посмотри на себя. Худее, чем Нинний. Ночью ты стонал во сне.
Дион . Я подыскивал слова – это адская работа.
Мессалина . Возможно, но я не спала до утра.
Дион . Нечего меня оплакивать. Я здоров.
Появляется корникуларий Бибул. Это пожилой человек с неизменно недовольным лицом.
Бибул . Если я не ошибся, вы – поэт Дион?
Дион . Нет, достойнейший, вы не ошиблись. Дион это я, а эта славная женщина – Мессалина, моя жена.
Бибул . Рад за вас. Надеюсь, вы в добром здравии?
Дион . Слава богу! А вас, друг, мучают зубы?
Бибул . Нет, зубы мои здоровы, но вы не смущайтесь, этот вопрос мне задают часто. Что поделаешь, такое уж у меня выражение лица. Согласитесь, однако, что трудно улыбаться человеку, который в моем возрасте все еще корникуларий.
Мессалина . Сдается мне, что вы сделаны из того же теста, что мой муж.
Дион . В самом деле, застряли вы на служебной лестнице. Давно бы вам пора выйти в центурионы.
Бибул . Интриги, почтеннейший, грязные интриги. По натуре я не карьерист и к тому же начисто лишен протекции. Приходят сынки центумвиров, иной раз и суффектов, им все дороги открыты. А ведь я подавлял восстание в Иудее…
Дион . И подобные заслуги не отмечены! Мир действительно несправедлив!
Бибул . Однако у меня к вам дело. Может, слышали, завтра после квесторских игр у императора – большой прием. Мне велено передать приглашение вам и вашей жене.
Дион . Приглашение – от кого?
Бибул . Странный вопрос. От Домициана.
Дион . Не шутите, воин.
Бибул . Этим не шутят.
Дион . Но что у меня общего с императором?
Мессалина . Ради всего святого, Дион, помолчи.
Бибул . Ни у кого из нас нет чего-либо общего с божеством, но у него есть общее с каждым из нас. Приходит срок, и он обращает свое внимание на того или на другого. Признаться, только эта мысль и поддерживает меня. Вдруг я еще стану центурионом. Всего наилучшего. Желаю удачи. (Уходит.)
Мессалина . Ах, Дион, а что, если настал твой час?! Ну подумай, почему бы великому императору в конце концов не оценить честного человека?
Дион (растроганно) . Месса, бедная моя Месса, ты все еще надеешься? Всегда надежды, всю жизнь – надежды, вечные глупые надежды…
Мессалина . Довольно, Дион, не так уж я глупа.
Дион . Что ты, что ты, я не думал тебя обидеть. Да и не мне над тобой смеяться! Милая женщина, я не умнее тебя. Стыдно сказать, я и сам еще до сих пор полон надежд. Самых вздорных, самых невероятных надежд!
Занавес.
2
Большой зал в знаменитом дворце Домициана. В глубине – терраса с видом на сад и озеро. Прохаживаются гости. На первом плане – прокуратор Афраний и Бен-Захария.
Афраний . Прекрасный вечер, Бен-Захария, не правда ли?