Кстати говоря, пишет в своих воспоминаниях Г. А. Речкалов, на второй день войны выяснилось, что начфин базы в Бельцах и начальник ГСМ были немецкими агентами.
Вернувшись в Семеновку, Александр Иванович со своим звеном получает боевое задание — провести разведку аэродромов в румынских городах Яссы и Роман. На приграничном аэродроме в Яссах самолетов не было, но удивило большое количество зенитной артиллерии всех калибров. Хлопья разрывов снарядов и святящиеся трассы — необычное эффектное зрелище, которое пока сильно не страшит… В Романе летчики обнаруживают «авиавыставку» из двух сотен самолетов, целое озеро слепящего света — лучи полуденного южного солнца отражались от алюминиевых плоскостей и стекол кабин.
Удар по авиагруппировке противника по докладу разведчиков мог бы стать успешным, но в штабах медлят… Дьяченко выражает общее возмущение: «Ну зачем мы как ошалелые носились среди зенитного огня?!»
В готовности номер один Покрышкин с товарищами ждут приказа на вылет. Прибежавший телефонист передает — в направлении аэродрома летят немецкие бомбардировщики. Вот они показались вдали. С КП подается сигнал — три красные ракеты. Первым Покрышкин настигает самолеты неизвестной конструкции. Их трудно рассмотреть против солнца, клонящегося к западу. Сейчас бомбы полетят на аэродром, надо стрелять! Точная очередь в упор, бомбардировщик подбит. После чего летчику стали видны красные звезды на крыльях… Подставляя свой МиГ под прицелы однополчан, также уверенных, что перед ними враг, Покрышкин дал им время разобраться в обстановке. Потом он летел рядом с группой и не мог решить, что делать? «Стыд и позор жгли сердце…» Одинокий МиГ летит к аэродрому в Романе, чтобы искупить вину — блокировать немецкие истребители перед налетом бомбардировщиков. Пятнадцать минут он принимает на себя весь огонь зенитных батарей. Но атакованные Покрышкиным Су-2 в это время бомбили немецко-румынские войска, скапливающиеся у переправ через пограничную реку Прут.
На аэродроме, стараясь не попадаться никому на глаза, Покрышкин прошел на КП. После строгого внушения — «Не кидайся сломя голову, пока не разобрался, кто перед тобой» — Иванов, глядя на потемневшее лицо своего летчика, вздохнул и сказал: «Ладно, успокойся. Все утрясется. В другое время прокурор задал бы тебе другие вопросы…» Помолчав, Виктор Петрович добавил: «А стрелял ты плохо… Самолет только подбил, он сел на вынужденную».
Перед этим досталось и начштаба Матвееву, давшему неверный сигнал к атаке.
Слушавшие разговор летчики вступились за Покрышкина. Действительно, секретность соблюдалась столь строго, что истребители только понаслышке знали о новых советских бомбардировщиках Су-2 и Пе-2…
В это время на аэродром заходила на посадку прилетевшая из Бельц группа комэска Федора Атрашкевича. Летчики группы рассказали о первом немецком налете, который врасплох не застал. По сигналу боевой тревоги самолеты были рассредоточены и замаскированы. Звено Константина Миронова перехватило и сбило разведчик «Хеншель-126». Правда, бомбежку аэродрома семеро летчиков предотвратить не смогли. В бою погиб летчик Александр Суров.
Прилетевший из Пырлицы Валентин Фигичев поведал о разбирательстве по поводу инцидента 19 июня, когда наши истребители открыли ответный огонь по немецкому самолету, летевшему над советской территорией. В ходе этой перестрелки была нарушена на несколько километров граница с Румынией. По приказу комдива А. С. Осипенко в Пырлицу для разбора прибыли Иванов и Атрашкевич. Фигичев говорил: «Был разговор с упреками, но в основном нормальный. А вот когда прилетел представитель прокуратуры округа, началась катавасия. Кричал, что я провоцирую войну, грозил отдать под суд. Сейчас, видимо, дело будет закрыто».
Темнело. Летчиков звали на ужин. Забравшись в кузов полуторки, они встали, обнявшись, плечом к плечу. Так и ехали по вечерней степи…
Полк майора Иванова был братской семьей и в небе, и на земле. Покрышкин никогда не мог терпеть каких-либо нападок на своего первого командира. Бывая в других частях, он далеко не везде видел ту атмосферу, которую создал у себя Виктор Петрович. Традиционен был общий ужин летного состава, который открывал командир. Сначала он назвал имена павших. Как писал Покрышкин: «Минуту молча стояли, поглядывая на места, где сидели однополчане. На тарелках лежали маленькие букеты полевых цветов…»