В одной из штурмовок зенитный снаряд разорвался в МиГе Довбни. Выбросившись на парашюте, он попал в плен. Остался жив, в отличие от замкомэска Федора Шелякина, сбитого 13 июля и погибшего на пути в лагерь военнопленных. В 1944 году Довбня вернулся в родной полк…
Еще несколько летчиков пропали без вести…
Анатолий Соколов 21 июля был подбит. С ведомым Алексеем Овсянкиным они приземлились на аэродром, который на карте оставался нашим, но к этому часу уже был занят немцами. Летчики отстреливались, а затем, как писали тогда, предпочли плену смерть. Об этом рассказал на допросе сбитый немецкий пилот.
…Площадка в Сынжерее оказалась небольших размеров. Как вспоминал Покрышкин: «На такую садиться можно только умеючи, с подтягиванием мотором». Александр Иванович объяснил своим летчикам, как надо здесь садиться, после чего произошел характерный для тех дней разговор.
«Укоренившаяся привычка и боязнь пойти против утвердившихся положений довлела над некоторыми, что и вызвало вопросы.
— Товарищ командир, в наставлениях, инструкциях установлен расчет на посадку без газа, — не вытерпел всегда очень исполнительный Лукашевич.
— Товарищ Лукашевич! Вы же воюете с первого дня, а задаете такие вопросы. Неужели вам не ясно, что боевая жизнь показала несостоятельность многих положений уставов и наставлений, потому что они писались в «конторах» в отрыве от жизни.
— Но мы же никогда так не делали расчет на посадку.
— А теперь будете делать. Вот нас учили летать тройкой, а сейчас стремимся боевой порядок строить из пары. Тоже не по уставу. Вот и скажите, как лучше?
— Конечно, парой.
— То-то же. Мы воюем, набираемся опыта, и нам надо самим создавать положение. До начальства дойдет — и устав изменят.
— Пока изменят, нас уже перебьют, — зло заметил Дьяченко.
— Будем воевать умело — не перебьют. А на нашем опыте научатся другие. Все понятно?
— Понятно, товарищ командир.
— Вот выполняйте, как сказал».
Стремление Покрышкина воевать по-своему начинало раздражать штаб дивизии. После доклада о действиях с площадки у Сынжереи Иванов сказал:
— Покрышкин, вашей работой очень недоволен Осипенко. Считает, что вы мало сделали налетов на штурмовке.
— Как же мало! На каждого летчика пришлось в два раза больше вылетов, чем установлено.
— Он требует штурмовать звеньями, беспрерывно, на каждом направлении…
— Это же, товарищ командир, будут булавочные уколы. Через пару дней эскадрилья останется без самолетов и без летчиков. Нельзя так воевать! — с возмущением ответил я.
Иванов, еще раз уточнив результаты вылетов, принял решение:
— Ну хорошо. Действуйте так и дальше. А Осипенко я возьму на себя. На завтра вам те же задачи. Отдыхайте.
Командир полка на сей раз прикрыл своего комэска. Но гроза надвигалась.
На следующий день после штурмовок Покрышкин по своей инициативе задумал вечером, возвращаясь в Маяки, снова зайти за Бельцы и там поискать цели, еще раз расплатиться с врагом за сбитого в этот день Довбню.
Это была первая «свободная охота» Покрышкина. Действует он с той «смелостью до безрассудства», которую почитаемый Александром Ивановичем французский ас Первой мировой войны Рене Фонк считал неотъемлемой чертой настоящего истребителя. Хладнокровие обретут те кто уцелеет в первых боях…
На западе заходило солнце, воздух был насыщен пылью и дымом от горевших молдавских сел. Пикируя на колонну машин, Покрышкин увидел летевшего выше разведчика-корректировщика артиллерийского огня «Хеншель-126», подошел к нему на 70 метров, маскируясь фоном земли. «Яркие в сумрачном небе огневые трассы прошивают снизу фюзеляж и мотор. Мимо меня летят какие-то белые листы. Что это? Я его расстреливаю, а он бросает листовки? Моментально соображаю, что это куски дюраля от разрывов снарядов». «Хеншель» пытается обмануть Русского пилота, у самой земли он выходит из спирали падения и низко над землей пытается уйти. В ярости Покрышкин пикирует и добивает корректировщика. Затем замечает идущий ему на смену новый «хеншель». Еще одна точная очередь, загоревшийся разведчик срывается в штопор. Покрышкин, считая это уловкой, вертикально пикирует за «хеншелем» на полной скорости, забыв на мгновение, что земля — очень близко. Опомнившись, рванул на себя ручку управления, потерял сознание и очнулся в десяти-пятнадцати метрах от земли, все-таки успев выйти из пике. Перегрузка столь велика, что с МиГа сорвало сдвижную часть фонаря кабины. «И как я сам выдержал?» — удивлялся этому летчик в своих воспоминаниях… Пикирование оказалось излишним, «хеншель» падал без обмана.