Фелисити морщит нос.
— Держу пари, они восхитительно пахнут.
Джон отстраняется с притворной обидой.
— Всё во мне пахнет невероятно, Ангел, — он указывает на Дженсена. — И если ты думаешь, что они плохо пахнут, то наш парень хотел пожертвовать свою защитную капу. Хотя мне удалось отговорить его от этого. Это, должно быть, угроза общественной безопасности.
— Фу, гадость, — отвечает Кейт.
— Твоя реакция не всегда была такой, — говорит Дженсен с другого конца стола, когда остальные из нас замолкают. Он отодвигает свой стул и начинает уходить, но потом снова поворачивается. — Кто — нибудь хочет что — нибудь из бара?
Аукцион продолжается последние полчаса, и уже собраны сотни тысяч. Одни перчатки Джона ушли за более чем тридцать тысяч долларов.
— Я думаю, люди сойдут с ума из — за твоей майки, — говорю я, поворачиваясь к Заку.
Я могу сказать, что он немного расслабился с тех пор, как мы приехали, в окружении своих друзей и за бокалом пива. Многозначительно приподняв бровь, он пронзает меня горячим взглядом.
— Ты бы тоже?
Да. Я знаю, что хоккеисты одержимы тем, что их девушки носят их майки. Так что, хотя я и не его девушка, я решаю подыграть ему во флирте.
— О да, определенно. Я могла бы даже подняться на сцену и пройтись модельной походкой для тебя, если хочешь.
Поднося пиво к губам, он чуть не роняет полный стакан себе на колени.
— Это очень любезное предложение, Ракета. Но, видишь ли, дело в том, что… — он ставит свой бокал обратно на стол и полностью поворачивается ко мне, ставя одну из своих парадных туфель на перекладину, соединяющую две ножки моего стула. — То, как я хочу, чтобы ты прошлась в моей майке, почти наверняка не подходит для этого мероприятия, — выражение его глаз говорит мне, что он представляет, насколько неуместным это было бы прямо сейчас. — Кроме того, никто другой здесь никогда не сможет увидеть то, что должно быть доступно только моим глазам.
Он нежно проводит тыльной стороной ладони по моему бедру, воспламеняя всё моё тело. Впервые в жизни я теряю дар речи, и по самодовольной улыбке, растягивающей его губы, становится ясно, что Зак знает, насколько сильно на меня подействовали его слова.
Затем женщина, ведущая аукцион, представляет последний предмет, и её ассистент ходит по сцене, держа в руках майку Зака с автографом в рамке.
— Я думаю, мы можем начать торги с десяти тысяч долларов.
Руки взлетают моментально, пока самая высокая ставка не достигает пятидесяти тысяч.
— Есть ли ещё желающие в зале? Это ради великого дела, и такое бывает раз в жизни…
— Шестьдесят тысяч долларов, — раздается высокий женский голос, и все головы, включая мою, поворачиваются в её сторону.
Встав со своего стула, но сидя на приличном расстоянии, высокая блондинка машет номером в воздухе, оглядывая остальных присутствующих.
— Шестьдесят тысяч долларов за оригинальную майку с автографом Зака Эванса.
— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — растягивает слова Кейт с другого конца нашего стола.
— Какого хрена она здесь делает? — добавляет Джон с недоверчивой ноткой в голосе.
Моё сердце падает. Это Эми.
Чувствуя исходящее от него напряжение, я разворачиваюсь на стуле и вижу лицо Зака, перекошенное от гнева.
— Как, чёрт возьми, ей удалось пройти мимо охраны? — спрашиваю я.
Эми предлагает самую высокую цену, и аукцион завершается. Всё это время за нашим столом царит ошеломленная тишина — за исключением Кейт, которая явно готова к битве.
— Клянусь Богом, эта женщина — воплощение дьявола.
Зак встает со своего стула и направляется к паре сотрудников своего фонда, явно желая получить ответы на вопрос, как его злобной бывшей девушке удалось не только получить доступ, но и успешно сделать ставку на аукционе.
— Вот дерьмо. Она подходит, — подтверждает Джон.
Я чувствую, как всё моё тело дрожит от волнения. Если она была здесь во время речи Зака, она узнает, что я его девушка, что делает меня врагом общества номер один.
— Она явно родила ребенка, — говорит Фелисити.
Я внимательно смотрю в её сторону, когда она целеустремленно идет в своём темно — синем платье, плотно облегающем её тело. Она, должно быть, не так давно родила, но её фигура идеальна.
— Не волнуйся, детка. Мы с этим справимся, — успокаивающим тоном говорит мне Фелисити.
— Я в порядке. Не беспокойся обо мне, — уверенно выдавливаю я, чувствуя что угодно, только не это.
— Привет, ребята, — говорит она, когда наконец подходит к нашему столику. Она стоит за стулом Дженсена, и я чуть не сгибаюсь пополам от смеха, когда он передразнивает её лицо, точно зная, как она выглядит, когда произносит свое снисходительное приветствие.