На ужин Фред не пошел, бесцельно слоняясь по замку, засунув руки в карманы. Филч, которого он встретил в коридоре третьего этажа, зло посмотрел на ненавистного студента, однако вменить ему в виду было нечего, и он молча насупился, все еще сверля его взглядом, и только тут увидел всю ту невеселую гамму эмоций, которая отражалась на лице вечного шутника. Завхоз замер, недоумевая, и, когда парень поравнялся с ним, не очень уверенно спросил, словно ожидая подвоха:
— Эй, ты, ты в порядке? Выглядишь больным, — он пристально уставился на ученика, и тот печально усмехнулся ему.
— Да, мистер Филч, — тихо ответил Фред. — Хорошего вам вечера.
Он продолжил путь дальше, когда услышал сзади удивленное и почти обиженное:
— И что? Никаких бомб, хлопушек, салютов? — Филч подозрительно сощурился, глядя на Уизли. Тот только покачал головой, продолжая свой путь. Завхоз пораженно обернулся к своей не менее пораженной кошке. — Ты это видела, Миссис Норрис?
Третий раз был еще более провальным, чем второй, потому что Грейнджер, которую он поймал утром около выхода из башни, не просто убежала, но еще и влепила пощечину. После того, как ответила на поцелуй, растрепала пальцами рыжие волосы, снова разбередила всю душу. После этого гриффиндорец не пошел ни на один урок, до позднего вечера просидев в комнате, а под вечер, когда в комнату вот-вот должны были вернуться Ли и Джорджи, быстро нацарапал записку, что вернется поздно, и улизнул на Астрономическую Башню. Здесь, сидя под приглушенным лунным светом, он почувствовал, что его внезапное и мимолетное увлечение, как ему казалось, на самом деле являлось чем-то гораздо более глубоким, важным, глубинным. Чем-то, что не могут отменить ни попытки избегать друг друга, ни разлуки, ни другие отношения. Возможно, даже смерть. Фред не знал, когда успел так полюбить маленькую девочку, подругу брата. В тот момент, когда почувствовал одуряющий запах ее кожи? Нет. За два месяца до этого, когда она, убирая дом Сириуса, начала подпевать маггловской песне, пританцовывая? Раньше. На Святочном Балу, когда Крам кружил ее в танце? Тоже не то. В тот момент, когда она впервые отличила их с братом? Кто знает…
Огромный рыжий кот мягко приземлился рядом, устраиваясь у ноги парня, тихо урча. Тот опустил руку ему на загривок, мягко почесывая шерстку.
— Да, приятель, кажется, я сильно попал, да? — Живоглот поднял на него умный взгляд и мяукнул. Уизли наклонил голову, думая, сходил ли он с ума или нет, но, кажется, он безошибочно понял, что хотел сказать зверь.
«В чем проблема?»
— Кажется, ей совсем это не нужно, — он подтянул к себе правую ногу, кладя подбородок на колено, тоскливо глядя на звезды. — Она каждый раз просто убегает, оставляет меня, понимаешь? Я каждый раз чувствую себя последним подонком, но все равно с трудом сдерживаюсь, чтобы не обнять прямо посреди людного коридора.
«Почему сдерживаешься?» — кот развернул морду к человеку, пытливо вглядываясь в него. Кажется, этот рыжий негодник знал куда больше, чем Фред.
— Посуди сам, если она убегает, то разве хочет общения или, тем более, отношений? Нет, друг мой, это нелогично. — Живоглот громко фыркнул, высказывая все свое презрение к логике и ее выводам. Он громко мяукнул, требовательно взмахнув хвостом.
— Хочешь, чтобы я поговорил с ней? — утвердительный кивок. — И что же я, по-твоему, скажу ей? — кот, не моргая, глядел в голубые глаза гриффиндорца.
— Ладно, уговорил, — поднял в конце концов руки Фред, словно сдаваясь на милость победителя. — Куда идти?
Живоглот прекратил вылизываться и сел ровно, когда услышал, что за дверью все стихло. Он неподвижно сидел несколько минут, в течение которых ничего не менялось, и вернулся было к своему занятию, но его снова прервали, на этот раз чьи-то шаги по ту сторону. Шаги притихли, и он спешно метнулся вправо, прячась в тени стены, и очень вовремя, потому что из помещения вышли хозяйка и Старший Рыжий, которые крепко держались за руки, и, кажется, больше хозяйка не планировала сбегать. Старший Рыжий аккуратно приобнял ее, словно она была нежным куском ветчины, которая могла помяться.
— Ты знаешь, что ты щуришь глаза, когда хочешь что-то запомнить?
— Что?.. С чего ты…
— Мне нравятся эти твои маленькие привычки, Грейнджер. Каждая из них, — и он уткнулся носом в волосы хозяйки. Кот понимал его, волосы Гермионы всегда пахли фантастически.
Живоглот довольно фыркнул и затрусил по коридору вправо, гордо подняв хвост. Ничего-то эти люди без него не могут! Пришлось их буквально заставить поговорить, хотя это и потребовало душевных и физических сил. По крайней мере, от хозяйки перестало пахнуть страхом, от Старшего Рыжего — тоской и безнадежностью, и теперь оба снова попахивали первой влюбленностью, от которой коту хотелось чихать, а еще счастьем.
Портреты уважительно кивали ему, когда он пробегал мимо, а Розовая Гадина испуганно развернулась и бросилась прочь, едва завидев его.
С того момента, как Живоглот увел избранника хозяйки с высокой холодной башни к комнате, где хозяйка пряталась, прошло около часа, и, видит Великий Кот Мерлина, Гермиона Грейнджер была единственной самкой, ради которой Живоглот готов был вести переговоры с самцами. Впрочем, Старший Рыжий ему нравился, так что Живоглот был даже почти не против, чтобы он стал частью их с хозяйкой семьи. Чесал между ушами он здорово.
====== Десять очков Живоглоту. Маленькие привычки, часть 2 ======
Гермиона влетела в комнату, чуть было не прибив дверью собственного кота, и рухнула лицом вниз на кровать. Недавний поцелуй жег ей губы. Бедро, в том месте, где его коснулся Фред пару минут назад, тоже горело огнем, и, если бы соседки были в комнате, они бы точно сразу все поняли, настолько сильно покраснела девушка. Она не понимала, что происходит, серьезен ли был Уизли или шутил, не знала, зачем ему ответила. Так, успокойся, Грейнджер! Она влепила себе звонкую пощечину, и Живоглот подскочил на полметра, приземлившись на собственный хвост и с трудом сдержав жалобный вой боли. На всякий случай отполз подальше, прячась за тумбочкой.
Вообще-то, если что-то случилось, то самая лучшая тактика — игнорирование. И не важно, что это правило, по сути, относится не к сложившейся ситуации, а к ссорам, да и там не очень помогает, Гермиона решила, что сейчас лучше всего будет пользоваться именно им. В конце концов, что у нее было? Фред Уизли сказал, что она умная, смелая и что у нее красивые ноги. Он просто сделал комплимент, это ничего не значит! А потом он ее в эту самую ногу поцеловал. Ну и что? Так же все друзья делают? Ничего ведь не произошло, да? Ладно, ладно, друзья так не делают, по крайней мере, Рон никогда не целовал Гарри ноги. Во всяком случае, при ней. Может, это потому, что целовать ткань — негигиенично, а вот вечером в комнате… Нет, нет, нет, фу, какая гадость!
Ладно, Гермиона, просто признайся, что тебя поцеловал Фред Уизли, что тебе это чертовски понравилось, и что теперь вероятнее всего об этом скоро будет знать половина школы, и все. Черт-черт-черт, как она вообще позволила этому случиться? О чем она только думала?! Почему не оттолкнула, почему ответила? Ведь для Фреда это всего лишь игра, просто потому что это Фред Уизли, потому что для него это было очередной шуткой. А для нее? Мог ли он остаться ей другом после этого? Она так и не смогла остаться настоящими друзьями с Виктором, просто потому, что он смотрел на нее другими глазами, чем она на него. В каждом письме, в каждой фразе так и сквозили воспоминания: о первом поцелуе, об объятиях, о вечерах на Астрономической Башне и о том, последнем спокойном вечере, когда они прятались на корабле, куда ее провел Крам, смеялись и перекидывались веселыми взглядами. А с Фредом… Он забудет это, выкинет из памяти и сердца, если, конечно, этот поцелуй когда-то был в его сердце, и станет относиться к ней как раньше. И уже она, как бедный Виктор, уже она будет настороженно следить за ним глазами, вспоминать эти мгновения в углу гостиной. Он с ней, может, и останется друзьями, а она с ним? Вряд ли… Черт, черт, черт!