— Неужто Макгонагалл влепила тебе Выше Ожидаемого за последнюю работу? — попробовал пошутить парень, однако девушка почему-то буквально взвилась, резко поворачиваясь к нему и зло скаля зубы.
— Действительно, плохая оценка за работу, что же еще может меня расстроить?! Да что ты вообще знаешь обо мне, Фредерик? — ее голос задрожал, готовый сорваться.
О, Фред много знал о ней, он только сейчас понял, что действительно знал очень много. Что она хмурится, когда размышляет о чем-то, что она любит на завтрак пить горячий кофе или чай, что у нее на шее треугольник из родинок, что она не ложится спать до тех пор, пока не убедится, что Гарри и Рон пришли и не нуждаются в ее помощи с учебой. Он мог бы сказать сотню вещей, но сказал ту единственную, которую говорить, пожалуй, не следовало:
— Я знаю, что ты влюблена в моего брата.
— А? — от удивления она даже выдохнула, забывая о слезах. — В какого брата? — она выглядела настолько ошарашенной, что Уизли даже засомневался.
— В Форджи, конечно, — он приготовился, что сейчас ее накроет новый всплеск эмоций, однако она только удивленно моргнула, отвечая на удивление спокойно.
— Но я никогда не была влюблена в Джорджа, — она наклонила голову, хмурясь, что-то соображая, а потом в ее глазах появилось понимание. — Он думает, будто он нравится мне, да?
— Кто-то вообще говорил, о том, что думает он? — попытался было выгородить брата парень, однако Гермиона покачала головой, цокнув языком.
— Да, это все объясняет. Он уже месяц смотрит на меня так виновато, что я все время думаю, что вы что-то испробовали на мне.
— Если ты не влюблена в него, то что произошло? — Фред развернулся к ней целиком, и поэтому успел заметить, как ее лицо за долю секунды исказилось вновь подступающей истерикой. Она сдержалась, проглатывая ком, и ответила очень тихо.
— Не все на свете объясняется любовью, знаешь ли… — она обхватила колени руками, и Уизли заметил, что ее ладони мелко подрагивают.
— Тогда что? — не отступал он. С ней что-то происходило, уже несколько месяцев, как происходило, и сейчас почему-то ему стало очень важно определить, что именно.
— Просто, — ее губа задрожала, и Фред, поддавшись какому-то инстинкту, не иначе, потянулся вперед, обнимая ее и аккуратно прижимая к груди. Так всегда делал Чарли, когда плакала Джинни, запоздало понял он. К его удивлению, Грейнджер не стала вырываться, а вдруг и сама вцепилась в него маленькими ладошками, и юноша почувствовал, как ткань одежды на плече намокает от слез. Она плакала, а он молчал, еле ощутимо покачивая ее из стороны в сторону, словно маленького ребенка.
— Просто я так устала, — снова начала она через несколько минут. — Я так устала…
— Расскажи, — тихо попросил он, и она крепче прижалась, мелко кивая.
— Все началось в сентябре, за несколько дней до моего дня рождения, — Фред припомнил, что в тот день Гермиона спряталась на целый день в библиотеке, и даже Джинни с трудом смогла выцепить ее, чтобы поздравить. Сестрица жаловалась на это. — Я оштрафовала Мередит с четвертого курса за то, что она после отбоя шаталась по школе со своим бойфрендом, сказала, что это безответственно и глупо. А через два дня она заработала баллы на занятии, и, придя в гостиную, буквально швырнула мне в лицо свое эссе, сказав, что это мне подарок на праздник, и что она надеется, теперь я счастлива. А потом… — она всхлипнула, и Фред внезапно понял, что утром обязательно подольет что-нибудь в бокал этой стерве-Мередит.
— Ну, ну, что ты, — он осторожно провел рукой по ее волосам, но это почему-то вызвало только новый приступ слез.
— А потом я внезапно осознала, что она действительно права. Понимаешь, вы все время нарушаете правила, вы заставляете малышей пробовать всякую дрянь, вы взрываете навозные бомбы и доводите учителей, но при этом вас все любят. Я серьезно! Даже Саймон с первого курса, который две недели провел в Больничном Крыле, даже он любит вас, а меня видят только как вечную зубрилку, девочку-энциклопедию, или же как надзирателя. Я ведь, в сущности, и есть и то, и другое… Я никогда не прислушивалась, что говорят за моей спиной, но оказывается, что большинство ненавидят меня чуть ли не больше Амбридж, и я не понимаю… — она тихонько завыла, и Фред перепугался. Он обнял ее еще крепче, прижимая к себе, и зашептал что-то успокаивающее в волосы. Ему было жгуче стыдно, что и сам он до недавнего времени не видел в ней ничего больше старосты, воспринимал как досадный раздражитель, но не как живого человека. А ведь она была простой девчонкой, ранимой, как обычно и бывает в шестнадцать, доброй, просто излишне правильной. Но разве можно ненавидеть человека за это?
— Чего ты не понимаешь? — он еле слышно выдохнул это, зная, что она все равно услышит, но оставляя ей возможность не отвечать, если она не захочет. Но она ответила.
— Что я делаю не так, Фред? — Уизли вздрогнул от того отчаяния, которое сквозило в ее голосе. — Никто никогда не видит во мне человека, девушку в конце концов… Даже Виктор. Разве он бы пригласил меня на бал, знай он меня так хорошо, как остальные?.. Он был просто заинтересован во мне потому, что я много знаю, потому что ему нужен был собеседник. Он… А я просто книжный червь, зануда, которая всех уже достала.
— Тшшш, Грейнджер, — перебил ее Фред, осторожно отстраняя ровно настолько, чтобы видеть ее лицо. — Послушай меня, ладно? Ты неправа. Ты действительно иногда перегибаешь палку, отчитывая нарушителей, вот только это совершенно не делает тебя тут же занудой. Просто не нужно так слепо следовать правилам, иногда нужно давать послабление.
— Но ведь я староста, — она выглядела совершенно несчастной, и у юноши сердце пропустило удар. Ох, бедная девчонка, а еще говорят, что экстравертам тяжело жить. Столько копить в себе и не делиться ни с кем…
— Смотри, Гермиона, — он говорил вкрадчиво, словно с ребенком. — Если Гарри выйдет среди ночи куда-то, с ним ведь ничего не случится скорее всего, так? А вот если какой-нибудь первокурсник покинет башню, то он может в темноте споткнуться и упасть, а то и вляпаться куда-нибудь похуже. Суть в том, что правила существуют для того, чтобы уберечь студентов от опасности, и не нужно гонять семикурсников также рьяно, как малышей. Нет, я не имею в виду то, что нужно им все спускать с рук, но ты же можешь сделать предупреждение, заставить разойтись, не ругая и не штрафуя. Ты сама выставляешь напоказ свою сторону старосты, пряча остальные, понимаешь, в чем суть? Вот взять хоть нас с братцем: мы смеемся, мы веселим людей, мы открыты обществу. А про тебя люди, которые не учатся на Гриффиндоре, могут подумать, что ты вообще никогда не смеешься. Ты ведь почти не улыбаешься в больших компаниях, почему-то держишь все в себе.
— Мне страшно, — тихо ответила она, хотя он, в сущности, и не ждал ответа. — Я боюсь, что меня неправильно поймут и потом осудят.
— Не бойся, — Фред ободряюще улыбнулся. — Все любят смех, знаешь? Никто не осудит тебя, что ты шутишь и веселишься, Гермиона. Начни с малого: позволь себе улыбнуться. Договорились? — она неуверенно кивнула, все еще размышляя над его словами, а Уизли вдруг понял, почему тот голос, который он слышал, когда натолкнулся на Малфоя, казался ему таким знакомым.
— Спасибо тебе, — она улыбнулась ему, несмело и неуверенно, но улыбнулась.
— Не за что, Гермиона. И знаешь, Малфой придурок, что считает, что никто не пригласит тебя. Не переживай от этом и не думай о том, где подвох в том, что Крам выбрал тебя. Ты действительно интересная и красивая девушка, вот и весь секрет.
— Кажется, так считал и считает только Виктор, — едва слышно пробормотала девушка, но слух у Фреда был отменным.
— Неправда. Позволь себе просто чуть-чуть вылезти из рамок, в которые ты сама же себя и загнала, и, вот увидишь, от поклонников отбоя не будет! — она фыркнула, освобождаясь от его рук и устраиваясь на диване удобнее, складывая ноги по-турецки. — Ну вот, вижу, жизнь налаживается!
— Все твоими стараниями, — вернула ему улыбку гриффиндорка. — Правда, спасибо тебе. Я никогда ни с кем не говорила об этом, и теперь мне легче. Наверное, мне и правда стоит начать быть более открытой.