Сейчас иногда меня тоже охватывает это странное чувство, чувство тревожности и вместе иллюзорности происходящего. Обычно оно наступает утром, после чая с лекарствами. Возможно, так действуют таблетки, прописанные мне, чтобы я легче отошла от шока войны: я знаю, что подобные пьют и Гарри, и Рон, и Фред, и многие-многие другие. Я боюсь этого ощущения.
Это ощущение правдивости, которого мне так недоставало в моих отношениях с Виктором, оно еще прочнее укрепилось, когда на Рождество шестого курса я все-таки встретилась с Фредом. Всю дорогу до Норы, пока мы ехали в поезде и после, на Ночном Рыцаре, я все время думала, как мне вести себя с ним. Мы сидели с Роном рядом и молчали, глядя в окно, за которым стремительно проносились пейзажи Лондона, а затем бесконечные поля и леса. Ему было тяжело — сказывалось напряжение, не отпускавшее его весь год из-за квиддича, ссора с Джинни, страх за Гарри… Я бы хотела помочь ему, хотела бы от всего сердца, вот только, наверное, я была слишком эгоистичной, чтобы отвлечься от собственных бед и быть способной в полной мере думать о чем-то еще. Еще одна вещь в копилку моей совести.
Когда мы приехали, близнецы были где-то наверху, и я выдохнула от облегчения, что мне не придется столкнуться с ними нос к носу в первую же минуту. Я так и не придумала, что сказать ему, как себя вести. Мышкой я шмыгнула в комнату, отведенную нам с Джинни, и намеренно вывела ее на разговор о Гарри, зная, что это займет нас до самого вечера, когда уже придет время спуститься вниз, на кухню, на помощь к миссис Уизли. Так и случилось: в половине седьмого в дверях показалась растрепанная голова Рона, и мы обе поспешили туда, где Молли уже вовсю колдовала над салатами и пудингом.
Я увидела его только вечером, когда вся семья собралась вместе, отпраздновать наш приезд из школы. Не хватало только мистера Уизли, он должен был прибыть в самый Сочельник, и мы дважды выпили за его здоровье, наперебой крича пожелания удачи и успехов. Расчувствовавшись, миссис Уизли снова начала всех наперебой обнимать, толпа хлынула в гостиную, и все разбрелись по углам, болтая и приветствуя тех, с кем еще не успели поздороваться и переброситься парой слов. Джинни все время поглядывала на Поттера, и меня это здорово веселило. Разумеется, до тех пор, пока ко мне не подошел Фред.
— Привет, Грейнджер, — он говорил, как ни в чем не бывало, словно еще вчера мы сидели на чердаке, споря, какое море нам выбрать, Адриатику или Средиземное. Не скрою, что меня обидело это, но я ничем не выдала этого.
— О, привет, — я приветственно расплылась в улыбке. — Как твои дела?
— Ничего, — он пожал плечами, словно не мог припомнить ничего выдающегося. — Весь в заботах: на днях запускаем новую линейку продуктов, поэтому совсем замучились с патентами. Но ничего, уверен, скоро все закончится.
— Вы со всем справитесь, уверена, — я не лукавила. — Что еще нового?
— Да ничего, — он обезоруживающе улыбнулся. — Лучше расскажи, как ты? Я ведь ничего толком не знаю, а Рон в письмах вечно обходил стороной это.
Вот оно что, оказывается. Меня взяла злость. То есть он переписывался с Роном, причем, по всей видимости, достаточно регулярно, но не нашел ни секунды, чтобы написать мне? Черт возьми! Даже в свой день рождения я получила сову с подарком от близнецов, открытка на котором была написана Джорджем, а не Фредом. Вот ведь! Я разозлилась до той степени, что теперь и сама хотела сделать побольнее этому бесчувственному парню.
— Хорошо, на самом деле, даже признаваться в этом стыдно, — солгала я. — В целом, все как обычно, только, к счастью, Амбридж нет.
— Вместо нее Снейп, да, — встрял Уизли, и мне пришлось рассмеяться в ответ.
— Ага. Ну, ты же знаешь: старый черт лучше двух новых розовых, — тут уже настал его черед улыбаться. — А так… — я сделала вид, что задумалась. — Ну, много работы, я пишу сейчас статью под руководством Флитвика, так что свободного времени мало.
— Опять зубрежка, никакой личной жизни, — пошутил старую шутку Фред, а я только этого и ждала.
— Да нет, — я заулыбалась, словно смущенно. — Я вроде как теперь с Виктором.
— С Крамом что ли? — он нахмурился, и мое сердце забилось быстрее. Не знаю, отчего.
— Да, — я не могла не заметить, как неуловимо изменился он в лице.
Сейчас мне трудно объяснить, зачем я наговорила ему все это тогда. Вечером, когда мы все сидели у камина, я, зная, что близнецы сидят неподалеку, разоткровенничалась Джин насчет Виктора, и, уверена, Фред слышал все. Сейчас мне кажется это несусветной глупостью, тогда же… Словом, я сама не могу себе объяснить, чего я хотела тогда добиться этим. Так глупо.
Конечно, после мы не общались. Я хотела было как-то подняться на чердак, но услышала, что там о чем-то шепчутся близнецы, и спешно завернула в туалет на последнем этаже. Когда я уезжала из Норы, мы даже не попрощались толком.
В январе Виктор пригласил меня приехать к нему на Пасху, и я, испугавшись чего-то более серьезного, нежели переписка, под видом огромной занятости стала уменьшать количество писем, которыми мы обменивались, и свела совсем на нет и без того не очень-то частые разговоры. Теперь в постскриптуме Крам все время выражал надежду, что скоро у меня появится больше свободного времени, а я мысленно молилась, чтобы его филина ударила молния, и он бы не долетел до меня. Хотелось биться головой о стенку.
Впрочем, можно ли считать начало войны молнией? Во всяком случае, это дало мне весомый повод прекратить в мае переписку насовсем, и в следующий раз мы заговорили лишь на свадьбе у Билла.
За это время до меня несколько раз долетали слухи о личной жизни Фреда: где-то в марте Джинни обмолвилась, что он пришел в Нору с некой брюнеткой, и что мама из этого раздувает слишком много, а в конце апреля уже Рон рассказал, что его брат встречается с какой-то Клэр, которая работает неподалеку от их магазина. С его слов это была очаровательная девушка, сама добродетель, которая обожала читать, была безумно хороша в зельях и, к тому же, обладала прекрасным чувством юмора. Все это сильно вывело меня из равновесия, и я рада, что в конце концов мою вспышку гнева мои друзья списали на то, что Гарри опять пользовался своим учебником и обошел меня.
Собственно, на свадьбу Билла я ехала с тяжелым сердцем. Мало всего остального, я ожидала встретить Фреда и его девушку, и поэтому ожидала неимоверно длинный вечер, настолько же тяжелый для меня, насколько счастливый для Флер. Хоть кто-то счастлив. Я была рада за нее, что уж таить.
Я долго выбирала платье, а про прическу и вспоминать страшно, но, в конечном итоге, я была довольна результатом. Серьги Виктора я надела скорее для того, чтобы доказать самой себе, как мало для меня значит Уизли — что-что, а врать себе я любила всегда — и потому оказалась совсем не готова к тому, что на самом торжестве я увижу Крама. Я совсем забыла, что они с Флер были друзьями. Боже мой! Я была готова сама прыгнуть в собственную волшебную сумочку, однако он заметил меня в первую же секунду, и стал протискиваться сквозь толпу ко мне. Мне не оставалось ничего, кроме как сделать вид, что я его не заметила, и с еще большим упорством протискиваться в другую сторону. В конце концов я оказалась прямо около какого-то коллеги мистера Уизли из Министерства, который, как оказалось, помнил меня с заседания Комиссии, где я, маленькая третьекурсница, просила дать мне маховик. Он тут же рассыпался в эпитетах и комплиментах, отмечая, как же я выросла, и я бы взвыла бы от тоски, если бы не альтернатива этого разговора. Получилось вполне недурно, мы минут двадцать обсуждали особенности перемещения во времени, и пожилой волшебник признался мне, что и сам в юности, точь-в-точь как я, пользовался устройством, чтобы посещать параллельные лекции.