А потом, когда свидетель ударил ложкой о бокал, призывая всех к тишине, я все-таки увидела Фреда. Он стоял подле Джинни, и я невольно засмотрелась, впрочем, тут же отдергивая себя. Хочется верить, что никто так и не заметил моего взгляда. Когда объявили танцы, я бочком протолкалась туда, где стояли Джордж и Рон, и сердечно поприветствовала первого.
— Рад тебя видеть, Герм, — ответил тот после короткого объятия. — Потрясающе выглядишь! Остается только спросить, почему ты до сих пор не вальсируешь.
— Тот же вопрос могу задать тебе, — рассмеялась я в ответ. Я правда была рада видеть Джорджа, эдакий островок разумности в моем мире хаоса, как бы это ни звучало абсурдно.
— Я исполняю братский долг, — он с преувеличенной серьезностью поправил бабочку. Рон прыснул в кулак — Видишь ли, мой дорогой придурок все-таки расстался со своей девушкой, и поэтому я морально поддерживаю его, чтобы он сильно не тосковал, что мне есть с кем танцевать, а ему нет. Вот сейчас погоди, я позову его, он тебя пригласит, и я и сам пойду на танцпол!
Не могу сказать, что я была готова оказаться так близко к человеку, которого я так упорно уже год пыталась забыть, и поэтому меньше, чем через минуту, я уже кружилась вместе с Виктором. Периферией зрения я отметила в толпе уже три рыжие макушки, которые стояли там же, откуда меня выцепил Крам, и я отметила про себя, что Рон почему-то закатил глаза. Было ли это реакцией на какую-то реплику братьев, или же на мое бегство, такое очевидное для него, я не знала, и, по правде, не знаю до сих пор. Я с трусостью, достойной настоящего страуса, всегда избегала этой темы в наших разговорах.
Так или иначе, я протанцевала с Виктором аж два вальса, а потом, к моему большому облегчению, меня увел у него мистер Уизли, который весь прямо-таки светился гордостью за своего старшего ребенка. Я так и не поговорила с Фредом в тот вечер, и еще долго я мучилась вопросом, что значила та фраза Джорджа. Почему он назвал брата придурком? Что означало то «все-таки»? И почему он сказал, что позовет Фреда, и тот пригласит меня? Я ничего не понимала, и это съедало меня изнутри. Я все думала, не придаю ли я слишком большого значения пустому трепу, и эта неопределенность была хуже всего.
— Представляешь, мое первое за много лет Рождество, которое я не провожу хоть с кем-то из Уизли, — уныло сообщил мне Гарри, когда мы с ним сидели в палатке в лесу, подкручивая радио и пытаясь поймать волну. — У меня, кажется, уже зависимость от рыжего цвета — все кажется таким серым без него.
— Добро пожаловать в мой мир, — кисло пожала плечами я. У меня уже не было сил врать себе самой, что я чувствую к Фреду.
— Ты влюблена в Рона, я прав? — проницательность Гарри никогда не относилась к сфере романтики. Я хохотнула.
— Не в него, Поттер, — и я рассказала все. Впервые рассказала кому-то, что чувствовала я в эти полтора года, впрочем, иронизируя сама над собой, посмеиваясь, что раздула из мухи слона. Мой друг слушал, не перебивая. И мне стало легче.
— Я думаю, вам нужно поговорить с ним, Герм, — в конце концов сказал он. — Мне Рон весь прошлый год талдычил, что ты нравишься Фреду, а тебе до него и дела из-за Крама нет, ну не с потолка же он это взял, верно? Правда, поговорите, и все наладится, увидишь.
— Встречу Рона — поколочу, — мрачно подытожила я. Так и случилось, хотя, справедливости ради, тогда я думала совсем не о Фреде. Меня лихорадило от одной мысли, что могло случиться с ним, пока он в одиночку бродил где-то далеко в поисках нас.
Тогда, когда мы с Гарри сидели в Сочельник в холодной палатке, мы и подумать не могли о такой мелочи, как комфорт. Мы радовались замороженным блинчикам, которые как-то раздобыл нам Рон, грелись у печки и совсем забыли, что это такое, удобный матрас. Сейчас же, когда Поттер заходит ко мне по вечерам, а я уже лежу в кровати, он вечно ругается, что я снова сбила одеяло в самые ноги и полусижу без него, а Уизли — что я ем недостаточно овощей. Мои дорогие мальчики, вы, кажется, совсем забыли, что такое «мерзнуть» и «не есть овощи»! Прошло каких-то два месяца, и, кажется, они совсем стерли из вашей памяти невзгоды наших путешествий. А я до сих пор, как в первый раз, радуюсь горячей ванне.
Я до сих пор, как в первый раз, радуюсь, когда ко мне в дверь раздается тихий стук, который я узнаю из тысячи.
Мы увиделись с Фредом только тогда, когда оказались внезапно в Хогвартсе. Ума не приложу, что Гарри имел в виду, предлагая нам «при первой же встрече все обсудить»: мало того, что в комнате толпилась куча народу, и конфиденциальность была бы едва ли возможно, к тому же, все галдели так, что я едва могла разобрать свой собственный голос. В любом случае, сейчас стоило думать не о том — перед нами стояла куда более важная, куда более сложная задача, и я не могла позволить себе поставить под угрозу все из-за каких-то чувств.
Впрочем, он сам выловил меня в коридоре, стоило нам всем поспешить на выход.
— Эй, Грейнджер! Постой же ты, постой! — я пыталась улизнуть, верная своим страхам, но Гарри, шедший передо мной, резко затормозил, и Уизли успел ухватить меня за локоть. Думается мне, Поттер это сделал специально.
— Что такое? — мой голос звучал отрывисто и резко.
— Я… — он отпустил меня и сунул руки в карманы. Замялся, и сам же усмехнулся, будто дивясь своей нерешительности. — Слушай, Грейнджер, прости меня.
— За что? — я округлила глаза. Я правда не понимала, за что он может извиняться передо мной.
— За все, ладно? Я идиот. Да, да, я знаю это, я просто придурок, и никто больше, — а затем вдруг наклонился и поцеловал меня в щеку. Уж чего-чего, а этого я никак не могла ожидать, а потому просто застыла, хлопая глазами. Шепот Фреда у самого моего уха заставил меня вздрогнуть. — Хоть Адриатическое, хоть Средиземное, да хоть Гренландское — куда угодно. Поедешь со мной?
Он отстранился, и я только и смогла, что кивнуть. Не такого разговора я ожидала.
— Когда все закончится, увидимся, ладно? — он на секунду сжал мою руку, и я сжала его в ответ.
— Береги себя, ладно? — он кивнул, а затем развернулся, одарил на прощание долгим взглядом и стремительно зашагал прочь. Я заметила, как от стены около самого поворота коридора отделилась темная фигура. Вероятно, это был Джордж.
В ту секунду мне показалось, что это просто наваждение, бред моего больного разума. А через час, когда школа буквально пропиталась запахом крови, только это спасло меня, чтобы не лишиться чувств, как бедная Парвати. Только чудо спасло ее тогда.
До сих пор, когда я думаю о битве, меня начинает мутить. Подумать только — разве могла я когда-либо желать кому-то смерти, не понимая толком, какого это? На втором курсе, помнится, я мечтала, чтобы Малфой сгинул, просто умер и все. Для меня это было то-то до смешного простое: был человек — и не стало, однако тогда я еще просто не видела, как умирают люди. Это пострашнее любого боггарта. Когда я впервые бросила боевое заклинание в какого-то Пожирателя в маске, я не думала, что произойдет дальше: это было как на тренировках на пятом курсе, когда мы всего лишь взрывали манекены, однако теперь все было по-настоящему. Раньше мы сражались совсем иначе. Мы насылали проклятия, обезоруживали, обездвиживали, но никогда еще не убивали. Эта битва была совсем другой. Заклятие бахнуло, обдав меня жаром, и я как в замедленной съемке увидела, как падает на каменный пол оторванная рука человека в маске. Он завалился на бок, упал, и больше не встал.
Меня залихорадило.
Словно в тумане я выставила вперед палочку, защищаясь от другого врага. Третьего, четвертого… Меня замутило. Где-то сзади раздался оглушительный грохот — только позже я узнала, что это Филч запустил в толпу Пожирателей целую коробку фирменных фейерверков Уизли — и я машинально обернулась. И замерла от ужаса, потому что увидела Денниса Криви, к которому сзади подкрадывалась долговязая женщина с палочкой наголо. Я заорала. И бросилась на нее.
Мы сцепились, повалились на пол и покатились по коридору, награждая друг друга ударами и тумаками. Мы обе понимали, что стоит одной из нас воспользоваться палочкой, вторая погибла, и поэтому изо всех сил старались отвести палочки друг друга в сторону. Не знаю, чем бы закончилось это, в конце концов, она была очевидно сильнее меня, но в какой-то момент меня вдруг попросту оторвало от нее, и в Пожирательницу тут же ударил сизый луч. Я увидела Оливера Вуда, который все еще держал меня за плечи, и профессора Флитвика, который и наслал проклятие, убившее эту ведьму. Он плакал.