Письмо было длинным, и Гарри кулаком утирал слезы, читая строчки, которые становились все торопливее и торопливее. Гермиона говорила и говорила, рассказывала о том, как она скучает по их приключениям, как хочет снова оказаться в палаточном лагере на Чемпионате мира, как скучает по их тихим вечерам в девяносто седьмом, как гордится двумя мальчиками, которые одолели горного тролля. Гарри улыбался сквозь слезы, и знал, что его лучшая подруга тоже плакала, улыбаясь, когда писала это.
«У меня есть к тебе последняя просьба, Гарри. Пожалуйста, возьми фальшивый галеон в верхнем ящике моего стола, возьми Рона, и вытащи галеон из обертки. Это портал. Он отнесет вас в одно место, особенное для меня. Ты сразу поймешь, почему, я обещаю. Просто вы с Роном должны знать, почему я ухожу. Не нужно, чтобы кто-то, кроме вас, видел и знал это, только вы и Джордж. А он и так знает. Когда вы вернетесь, отдай галеон ему. Он принадлежит ему по праву.
Всегда твоя, Мальчик-Который-Дарит-Жизнь, и с тобой.
Гермиона Джин Грейнджер»
Лес расступился, открывая мракоборцам небольшое блестящее озеро, по воде которого стелился серебристый туман. Гарри обошел его по кромке, стараясь ступать тише, но все равно их шаги эхом раздавались в тишине, которая висела между деревьев. Он никогда не слышал такой тишины в лесу: не было слышно ни шелеста листвы, ни скрипа стволов, ни пения птиц. Скрип замерзших листьев под подошвами ботинок отдавался эхом, гулко перекатываясь и уносясь вдаль. Странное место…
Тонкие ветви неизвестного кустарника раздвинулись, пропуская друзей на огромную поляну, которую черной стеной скрывал лес. Они зажмурились, закрывая глаза, потому что после сумрака чащи яркий свет поляны просто ослепил их, дезориентируя. Гарри отнял руку от глаз, и с удивлением увидел, как к нему несется белая сова, радостно кружа вокруг и безмолвно крича.
— Что это за место? — услышал он за спиной пораженный голос Рона и резко вздохнул, только сейчас осознав, что почему-то задержал дыхание. Он протянул руку вверх, и сова уселась ему на предплечье, как это ни раз делала Букля. Поттер покачнулся, потому что, словно в Омуте, увидел самого себя, пятнадцатилетнего мальчишку, который улыбался одобрительно кивая.
— Это патронусы, Рон… — сова ласково потерлась головой о руку мужчины, и он снова увидел себя, стоящего напротив каких-то семикурсников со Слизерина.
— Колин мой друг, и я никому не позволю обижать его, понятно? Отвалите от него.
Это было на четвертом курсе, когда к Колину Криви пристали какие-то отморозки, дразня за то, что тот слишком предан Поттеру и слишком верит в его победу в Турнире, а Гарри вступился за мальчика.
— Сюда уходят патронусы после смерти, Гарри, — услышал он надтреснутый голос Уизли, стоявшего за его спиной. — Чей это? Чья сова?
— Колина, — отозвался Поттер, глядя на Джек-рассел-терьера, который весело вилял хвостом, бегая вокруг ног Рона. — А это..?
— Лаванды, — коротко бросил Рон, поглаживая по голове собаку. — Ее воспоминание — это наш первый поцелуй, Гарри.
Он опустился на землю рядом, поглаживая собаку, которая радостно прыгала, тыкаясь носом в ладони людей. Сова кружила над головой Гарри, не отлетая дальше, чем расстояние вытянутой руки.
— Лучшее воспоминание Колина — когда я назвал его своим другом. Боже… — он закрыл лицо руками, только сейчас начиная понимать, как много значил для этого маленького, нелепого, но бесстрашного и верного мальчика, который и в последний бой бросился, вероятно, потому, что хотел помочь своему кумиру. — Все эти огни, все эти животные — это патронусы.
Вокруг них, до куда видел глаз, были серебристые животные, стоявшие группами. Некоторые из них уже шли к людям, вероятно, пытаясь оказаться ближе к тем, кто, косвенно или нет, питал их силами. Гарри вытянул руку, касаясь призрачных животных, и перед его глазами мелькали счастливые улыбки и победы, поцелуи и объятия, родные и близкие. Величественные волки подошли ближе, склоняя голову, и мракоборцы, не сговариваясь, прикоснулись к ним ладонями.
Тонкс смеялась, обнимая маленькими детскими ручками шею юноши, в котором безошибочно узнавался Сириус, а рядом смеялись Джеймс и Лили, Питер и Ремус. Тонкс впервые летела на метле, раскинув руки в стороны, а снизу ее подбадривали крики Андромеды. Тонкс обнимала Ремуса. Тонкс целовала Ремуса. Ремус сбивчиво объяснялся ей в чувствах. Тонкс прижимала к груди голову мужа, смеясь и плача, радуясь, что он жив. Тонкс держала на руках их сына.
Ремус стоял посреди спальни, опустив голову и готовясь уйти, потому что никто и никогда не захочет дружить с монстром, но маленький пухлый мальчик, Питер Петтигрю, сорвался с места, хватая его за плечи и обнимая, а следом за ним к Ремусу бросились и Джеймс с Сириусом. Ремус стоял, глядя на величественного оленя, который красовался перед ним, гарцуя туда-сюда. Ремус с Сириусом ели шоколад и пили виски, сидя на полу в комнате, смеясь над чем-то. Ремус и Питер прятались за углом коридора, глядя, как Джеймс Поттер, смущаясь, что-то говорит Лили Эванс, а та в ответ обнимает его, целуя. Ремус толкал друга в спину, отправляя его к алтарю. Ремус держал на руках малыша-Гарри, поднимая его над головой. Ремус обнимал Сириуса, худого и грязного Сириуса, стоящего в Визжащей Хижине, и с трудом скрывал слезы, выступающие на глазах. Тонкс робко прижималась к его груди, шепча что-то на ухо. Ремус и Сириус сидели на ночной кухне Гриммо, ели шоколад, пили виски и смеялись. Ремус целовал Тонкс, счастливую и улыбающуюся Тонкс. Ремус смотрел на изменившийся патронус Тонкс. Ремус вел ее к алтарю, прижимал к груди их ребенка.
Гарри не понял, когда начал плакать, вот только слезы катились по его щекам, стекая за воротник. Олень, лань, пес и крыса стояли тут же, ласково глядя на него, более мудрые, более честные, более прямые, чем люди. Еще одна лань, стоящая поодаль, кивнула Гарри, и он кивнул ей в ответ. Он уже давно не держал зла на Северуса Снейпа, и он улыбнулся, когда увидел, как патронус бывшего учителя подошел к патронусам отца и матери, вставая рядом. Не нужно было смотреть, чтобы узнать, кто был в лучших воспоминаниях Снейпа.
Гарри и Рон не знали, сколько прошло времени, когда вдруг вокруг них закружилась маленькая серебристая выдра, и высохшие было слезы снова потекли по щекам обоих.
«Прикоснитесь ко мне, Гарри, Рон, ну же!»
Ладони коснулись холки зверька, и внезапно он рассыпался искрами, и на его месте возникла Гермиона: в старом свитере с буквой F на груди, в поношенных джинсах и с небрежным пучком на голове. Такой, какой она была в Рождество шестого курса. Она смущенно улыбнулась, протягивая руки к друзьям.
— Привет, мальчики, — в ее голосе сквозила нежность. Из горла Рона непроизвольно вырвались рыдания, и он зажал себе рукой рот, чтобы сдержать их. — Ну же, я ведь просила вас не плакать, — она грустно улыбнулась.
— Почему… — Гарри не договорил вопрос, и девушка закусила губу, как всегда делала, когда не знала с чего начать.
— Долгая история. Пожалуй, лучше вам самим увидеть, — она протянула руку куда-то вбок, и ее перехватили такие же серебристые пальцы, сжимая. Фред Уизли, такой же молодой, взлохмаченный, как и десять лет назад, он с улыбкой смотрел на брата и друга, прижимая к груди Гермиону. Плечом к плечу с ним стоял Джордж, весело подмигивая.
— Фред?.. — Рон не сдержался и снова всхлипнул, глядя на близнецов. — Джордж?..
— Привет, малыш Ронни, — весело ухмыльнулся ему Джордж. — Как ты поживаешь?
— Но ты же жив! — вскричал Гарри, делая шаг вперед, вглядываясь в призрачные лица трех молодых людей перед собой. — Что ты тогда делаешь здесь?
— Мы не люди и не призраки, Гарри, — мягко сказала Гермиона, крепче прижимаясь к груди Уизли. — Мы — лишь счастливые воспоминания. Все то светлое и доброе, что есть в людях. Помнишь, Полумна рассказывала нам про это место, это то, куда уходят мертвые патронусы. Ты можешь говорить с нами и видеть то, что видим мы, но ты никогда не сможешь прикоснуться к нам, увести отсюда.