Один убийца, уничтоживший семью из пяти человек, увидев, как Мэр с удовольствием проглатывал бутерброды, крикнул:
— Приготовься к похудению, толстячок! Ты сбросишь пятьдесят килограммов!
— Фантастика! Это моя мечта, мальчик, — ответил наглец.
Но я почувствовал, что Барнабе начало трясти. Его дух политика поостыл. В десяти шагах впереди один грабитель оскорбил Краснобая. Он крикнул под смех своих сокамерников:
— Куда ты идешь, трусишка? Иди сюда, цветочек.
Я подумал, что на этот раз Краснобай заткнется, но, К нашему ужасу, он посмотрел на охранников, которые шли у него по бокам, и сказал:
— Эта морда заставляет меня нервничать. Держите меня! — И показал кулаки.
Заключенные отреагировали, как гориллы. Они вцепились в прутья решетки, стараясь сломать их. Я похолодел, у меня стали стучать челюсти.
Будучи в напряжении, охранник склонил голову и предупредил Краснобая:
— Парень, тот, кто здесь не переносит оскорблений, может идти спать на кладбище.
Краснобай нервно сглотнул и притих. Он и Барнабе отошли от нас еще дальше. Страх заставлял их ускорять шаг. Учитель, который казался беспечным, шел рядом с нами. Я не понял, откуда исходило его спокойствие. Но у всех спокойных людей есть свой предел, Учитель не был другим. Прошло немного времени, и я увидел, что он тоже подавлен.
Глава 30
Заговор
Один человек по прозвищу El Diablo[12] с выбритой головой и со шрамом на каждой стороне лица сидел во дворе на скамейке с левой стороны, возле другого уголовника по прозвищу Щебень. El Diablo и Щебень были опасными террористами, главарями банд и лидерами в тюрьме. Их здесь боялись, они диктовали «кодекс чести», давали приказы убивать внутри и за пределами Острова Демонов. У каждого из них было свыше ста лет приговора, не считая сроков за преступления, за которые они еще не были осуждены. Они были во дворе благодаря своей власти. Фернанду Латару считал, что лучше было дать им какую-нибудь власть, чем будить в них зверя и позволить показывать зубы, устраивая бунты. По моему мнению, это была сомнительная и слабо действующая тактика.
El Diablo медленно поднялся со скамейки и уставился прямо в глаза Учителю. Щебень сделал то же самое. Неторопливым шагом они стали приближаться. Помимо двух охранников, которые сопровождали Бартоломеу и Барнабе, еще четверо шли возле нас. По мере приближения заключенных охранники стали проявлять беспокойство. По их сигналу мог бы появиться вооруженный эскорт. Но террористы не испугались. Как и Лусиу Лоббу, президент госпиталя Меллона Линкольна, El Diablo был поражен, увидев Учителя. Казалось, он встретил чудовище.
Когда заключенный находился в двух метрах от загадочного человека, за которым мы следовали, он громко произнес:
— Не может быть! Вы живы? Вы пришли отомстить?
Впервые на моей памяти Учитель был заинтригован. Он не понимал, как и мы, что имел в виду этот уголовник. Такого слова, как «мщение», не было в лексиконе Учителя. Он жил искусством терпимости. «О чем это он? Разумеется, он перепутал», подумал я.
Мщение? Главное мщение недругу — это его прощение! — ответил Продавец Грез.
— Ложь! Вы не простили своих обидчиков! Вы пришли сюда, чтобы отомстить. Но вам все равно не выжить. — И он, угрожающе посмотрев на Учителя, стал надвигаться на него. Мы были в отчаянии. К счастью, появились другие охранники с оружием, которые заступили дорогу нападавшему.
— Вы не видите, что он обычный бродяга? — сказал один из охранников, пытаясь успокоить El Diablo.
Я был встревожен. За последние недели Учитель подвергся двум попыткам убийства. С кем же его перепутали? У всякого театрального режиссера в какие-то моменты, когда начинается новая гроза, появляется неуверенность. Я отдал бы весь свой талант, чтобы отказаться от этой должности.
Мы быстро пошли за «кулисы театра», чтобы сосредоточиться. Бартоломеу и Барнабе уже были там. Но никто из нас не сумел взять себя в руки. Нам грозил полный провал. Мы вряд ли смогли бы произнести слова роли, не говоря уже об игре. Кроме того, мы бы, вероятно, еще подожгли фитиль бунта. Позже нам сообщили, что некоторые главари, включая членов китайской мафии, хотели использовать это событие для попытки побега на той лодке, на которой мы приплыли.
Фернанду Латару узнал о вероятном побеге в день спектакля и, вместо того чтобы отменить его, не нашел ничего лучшего, как продемонстрировать силу, подготовив сложную систему безопасности. Он не хотел создавать атмосферу неудовлетворенности среди заключенных, поскольку о нас, как об артистах, объявили еще неделю назад. К тому же ему хотелось, чтобы самые опасные уголовники присутствовали на спектакле, ибо так за ними лучше наблюдать. А еще же Латару надеялся, что техника инвентаризации жизни, возможно, произведет эффект на его подопечных. С этой целью он собрал около ста пятидесяти наиболее опасных уголовников, томящихся в учреждении.
Между кулисами и сценой висел старый красный занавес, порванный по бокам и в центре. Постепенно толпа стала заполнять зал. Уголовники входили, недовольно переговариваясь. Мы слышали некоторые из их ругательств:
— Уйдем отсюда! Зачем нам эта ерунда!
— Театр для девчонок!
— Открывай сейчас же этот дерьмовый занавес!
Услышав оскорбления и поняв, что нас ожидает бочка с порохом, я почувствовал горячие приливы, подобные тем, что появляются у женщин во время менопаузы. В то же время мой мозг сжался и я был не в состоянии мыслить. В боковых коридорах толпились тридцать сверх, меры вооруженных охранников. Учитель, директор тюрьмы, трое надзирателей, двое общественных помощников и один психолог сидели в первом ряду с левой стороны. El Diablo и Щебень, как и другие вожаки преступного мира, сидели в первом ряду с правой стороны.
Уголовники стали еще больше возмущаться.
— Если мне не понравится, я кого-нибудь убью! — прорычал El Diablo под аплодисменты собравшихся.
— Если мне не понравится, я съем печенку каждого актера, — проворчал Щебень.
У них был приступ ярости, потому что они поняли уловку директора, рассчитывавшего сдержать бунт с помощью театральной пьесы. Поскольку в пьесе речь шла о создании призраков в человеческом мозгу, я подумал, что одна лишь игра актеров недостаточна для того, чтобы объяснить суть дела. Я почувствовал, что пьеса нуждалась в ведущем, и решил стал таковым. Поэтому я вышел на сцену до начала спектакля и взял микрофон, собираясь дать краткие пояснения к пьесе. Наивный, я только позже заметил, что попался в собственную ловушку.
Поскольку я пребывал в нерешительности, Мэр подтолкнул меня, и я, пройдя сквозь занавес, внезапно оказался на сцене. У меня опустилась рука с беспроводным микрофоном. Меня стали освистывать. И, пользуясь выражением наших друзей, заключенные закричали без остановки:
— Давай, начинай, мудак!
Пытаясь собраться с духом, я вспомнил то время, когда мои ученики дрожали передо мной от страха, вспомнил гробовое молчание на экзамене. Поэтому я повысил голоси начал выступление. Но уголовники не уважали никакую власть, только револьверы и автоматы.
— Я хочу поблагодарить директора Фернанду Латару за приглашение.
Когда я упомянул имя директора, они чуть меня не проглотили. Они зарычали, как хищники при виде слабой добычи. Похоже, у них был план «Б». Они перешли бык столкновению с охранниками и, хотя некоторые были бы ранены, завладели бы оружием. Это была бы катастрофа. Эти люди совершали серьезные преступления, и, испытывая биологические потребности гарантированного выживания на этом проклятом острове, они напрочь утратили умственные, эмоциональные и культурные потребности. Это были растоптанные, сломленные человеческие существа, которые чувствовали себя подобно мышам внутри водосточной канавы.
Будучи запуганным, я попытался представить участников пьесы, чтобы снизить напряжение.