Выбрать главу

А тем временем Мэр подошел к полностью успокоившейся публике, которая ловила каждое из его движений, и закричал:

— Теория выхода газов из кишечника!

— Выхода газов из кишечника? — переспросил директор Фернанду Латару, чрезмерно озабоченный.

— Выхода газов из кишечника? — поинтересовался Учитель.

«Теория чего?» — стали спрашивать друг у друга присутствующие в зале. Ни один человек не засмеялся, поскольку обстановка, которая была создана, оставалась такой напряженной, что никто не представлял себе, что эта теория означала. Возможно, речь шла о каком-то химическом оружии, новом горючем для ракеты. Но внезапно, к нашему облегчению, снова усилилось освещение сцены, Бартоломеу вышел из гроба, заиграла цирковая музыка:

«Та, тара… тара, та-та-та… та-та!!!»

Мы переходили от ужаса к комедии. В моем мозгу поменялись полюса. В мозгах заключенных тоже. Эти люди, привыкшие к риску умереть, быть изувеченными, арестованными, наконец, к приключениям, впрыснутым в вену, не были подготовлены к такой быстрой перемене настроения. Похоже, они не знали, смеяться им или плакать.

Даже Учитель казался смущенным. Он только знал, что двое необузданных персонажей могли бы бросить бомбу в театр. Озабоченный, он подумал, что, вероятно, Бартоломеу и Барнабе знали этих уголовников лучше, чем любой полицейский комиссар или судебный психиатр. Возможно, они были опаснее для общества, чем преступники с Острова Демонов.

Когда зажегся свет, эти двое так, чтобы мы не заметили, надели на себя шутовские носы и цилиндры. Они заставили зрителей аплодировать им, а потом Мэр заговорил с ними о своей «сложной» теории. Я снова чуть не упал в обморок.

Мэр повернулся своей грандиозной задницей к толпе, и Краснобай завершил свою «запорную» мысль:

— Досточтимая публика, кто поймет теорию выхода газов из кишечника, никогда больше не будет смотреть на свои ягодицы так, как прежде. — И Мэр издал громоподобный звук, который смешался со зрительным залом. Все наконец-то поняли, что означает теория выхода газов из кишечника.

Уголовники, услышав звук, исходящий из кишечника Мэра, пришли в неистовство. Все они, пережив вершину напряженности, расслабились. Сначала их мозг был поглощен мыслями о смерти, теперь они стали выпускать газы, как дети. У меня разболелась голова. Настаивая на своих теориях, я спросил себя: где же педагогическая атмосфера?Где учение об инвентаризации событий жизни?

Учитель закрыл лицо руками. Я не знал, хотел ли он выбежать оттуда, как я, или его это забавляло. Но, казалось, он улыбался. Я не знал, придумали ли эти двое план «Б» с его согласия, или все это было импровизацией, как всегда. Я ничего не знал. Меня никто не поставил в известность, я злился на себя самого и на группу. Я узнавал обо всех событиях последним

Директор тюрьмы был озабочен. Он считал, что на этот раз цирк разожжет огонь. У полицейских, стоящих в коридорах, было двойственное чувство. Одни расслабились и улыбались, другие сжимали оружие, боясь худшего. Сразу же на сцене появился другой персонаж, чтобы противопоставить себя им и объяснить самую сумасшедшую из всех теорий: профессор Журема. Я не мог себе представить, чтобы такой блестящий специалист, как она, принял участие в этом сумасшествии.

— Дети мои, воздух демократичен. Он принадлежит всем, используется всеми, и все должны о нем заботиться, — сказала она, обращаясь к преступникам. — Подсудимый выпускает газы, полицейские выпускают газы, интеллектуалы тоже это делают. А значит, мы все находимся в одной лодке. — Потом она с пафосом произнесла: — Никто от этого не убежит: ни младенцы, ни дети, ни взрослые, ни пожилые, ни знаменитости, ни безымянные, ни богатые, ни обездоленные. Все делают звук «пум». Не выпускает газов тот, кто мертв! — И она указала на гроб.

— Каждое человеческое существо выпускает газы из кишечника десять тысяч раз за время своего существования, увеличивая при этом эффект нагрева. Мы все — пердуны! — хором произнесли Краснобай и Мэр.

— Существует несколько типов выпуска газов, — продолжила профессор Журема.

И двое бродяг стали объяснять пресловутые типы:

— Есть выпуск газов психопатический. — И Мэр принялся играть роль, чтобы объяснить это. — Психопат кроткий, ханжеский, надушенный. «Как дела? Все в порядке?» Словно ангелочек, он поговорит то тут, то там, а затем, когда меньше всего ожидают, выпустит тихую торпеду, которая попадет в жертву.

Потом вышел Краснобай и тоже стал объяснять:

— Есть выпускание газов «друг леопарда». Это самое наглое выпускание газов из всех. Вы доверяете этому выпусканию газов, считаете его своим лучшим другом и чувствуете, что оно никогда вас не предаст. Вы глубоко дышите, умоляете несчастного выйти потихоньку и не выдавать вас. Но внезапно, когда этого меньше всего ждешь, «друг леопарда» выходит, разрывая шину, и вызывает скандал. И вы натянуто говорите: «Думаю, сегодня будет дождь», но все вокруг знают, что это вы выпустили гром.

Я посмотрел на заключенных и увидел, что они уже не напряжены и чувствуют себя свободно. Трудно было поверить, что эти люди совершали столько насилия в обществе. Я додумал: «Всякое человеческое существо, пусть это преступник или его жертва, алчет и жаждет удовольствий». Фрейд был прав, когда сказал, что принцип удовольствия управляет человеческой психикой. В продолжение Краснобай, уличный философ, напыщенно сказал:

— Есть socialite[14] выпускание газов. Представьте себе, встретились три подруги из высшего света. Каждая из них носит очки с темными линзами, больше, чем их головы, за которыми можно спрятать морду слона. Одна из них спокойно, бесшумно выпускает газы и с невозмутимым лицом имеет смелость заявить: «Я нахожу, что здесь есть что-то гнилое».

— Дорогие слушатели, есть еще и интеллектуальное выпускание газов! — закричал Мэр, глядя на меня. — Это самое бесстыжее выпускание газов из всех! Такой субъект знает, что газы вот-вот выйдут. — И он посмотрел на профессора Журему, которая одобрила педагогический жаргон.

— Давай, давай.

— Да, и он с величайшим бесстыдством их выпускает. При этом интеллектуал спокойно продолжает разговаривать с другими, как будто бы ничего не произошло.

Заключенные резвились, как дети. Было непохоже, что они находились в тюрьме с особо строгим режимом. В этотмомент я подошел к профессору Журеме и спросил ее тихонько:

— А где же Пьяже? А Выготский? А Морен?

Профессор была резка со мной:

— Сын мой, а что мы будем делать? Даже Маркс уже был с этими ненормальными. Воспитание не является искусством передачи идей, это искусство делать их понятными. Уголовники сыты советами и уроками морали. Бартоломеу и Барнабе покорили нас. — И, критикуя меня, добавила: — Выпустите газы из своей головы. Облегчитесь!

Я погрузился в самого себя. Мне никогда не удавалось постичь моих учеников, я никогда не говорил на их языке. Я чувствовал, что сойти с пьедестала и проникнуть в их мир было бы для меня слишком высокой ценой. Пока я раздумывал над этим, Мэр, чувствуя, что толпа была в восторге от его учений, погрузился в транс. В нем снова зажегся дух политика.

— Граждане этого великого учреждения, скоро кампания моих следующих выборов. Она будет основываться на честности! Никто не достоин своей задницы, если не возьмет на себя ответственность за свои газы!— Публика не сдержалась. Все поднялись и зааплодировали непослушному. — А он добавил: — Если каждый избиратель, который выпускает газы, проголосует за меня, у меня будет самое большое количество набранных голосов в истории!

Позже я узнал, кто управлял освещением и занимался звуковыми эффектами. Это были Жоау Витор, Димас, Саломау и Эдсон, посвященные в план нашей парочки. Они участвовали в плане «Б», а я лишь оставался простым зрителем.

После представления все трое поклонились публике вместе с теми, кто находился за кулисами. Мне не нужно говорить, что театр почти рухнул. Впервые за столетнюю историю Остров Демонов превратился в Остров Ангелов, по крайней мере, на несколько часов.