— Вы хотите быть Христом, — сказала она ему, — но на самом деле вы — безбожник, человек, не достойный существования.
Вытерев лицо, Продавец Грез посмотрел на особу, напавшую на него, и спокойно ответил ей:
— Да, я был безбожником среди безбожников. Для меня Бог был плодом суеверного и урезанного мозга. Я не защищаю религию, но, проанализировав поведение «сына человеческого», Иисуса, Учителя Учителей, его способность формировать великодушные человеческие существа(пока он не был предан и его не сочли отбросом общества), я заметил свое ребячество и признал свою инфантильность. А тот, кто следует за ним, признает свое ребячество?
Женщина казалась потерянной. Она утратила голос.
Как социолог, я дискутировал с моими учениками, пытаясь доказать, что журналист, не исследующий в одинаковой степени две стороны истории, не достоин своей профессии. Было почти невероятно, что газета «Свобода» оказалась такой предвзятой. Оговор был не типичен для ее редакции.
Я чувствовал, как у меня щеки горели от этого оскорбления. Интервью получилось пристрастным, тенденциозным и клеветническим. На первой странице суетно комментировалось, что оборванец по прозвищу Продавец Грез вызвал беспорядки на большом стадионе, напал на президента госпиталя Меллона Линкольна, подбивал к выступлению на Острове Демонов, оклеветал основателей группы «Мегасофт» и, наконец, беспричинно накинулся на охранников этой группы.
Задачей репортажа было ниспровергнуть Учителя как критического мыслителя. В нем говорилось, что он был пройдохой, фальсификатором, обманщиком, мошенником. А кроме всего прочего, этот бродяга был потенциально опасен, ибо он, возможно, психопат и действует мстительно, как насильник. Поэтому газета рекомендовала читателям отстраняться, игнорировать его. Я посмотрел на Учителя и увидел, что он погрустнел. Самый любезный и остроумный по своим мыслям человек, которого я Когда-либо знал, был отнесен к социальным отбросам. И самое худшее заключалось в том, что ему нечем было защититься. Оставалось только поместить его в тюрьму на Острове Демонов.
Правда, говоря об этом острове, газета сделала ремарку, довольно поразительную, которая переполнила нас радостью. Две театральные труппы начали совместно работать в этом учреждении. Преподаватели музыки и пластического искусства получили там контракт. Помимо этого на Остров Демонов отправили сотню компьютеров. До наших ушей дошла неофициальная информация, что наконец-то в тюрьму были направлены федеральные ассигнования. Мы почти профинансировали остров, и теперь он мог воспользоваться результатами наших трудов.
Мы были счастливы за Остров Демонов, но огорчены клеветой в газете. Прочитав этот репортаж, я вспомнил слова Учителя. Он ценил газетную критику, однако считал предвзятость раком на теле общества.
— Критика обвиняет существование, предвзятость его аннулирует, заявлял он. — На земле слепых тот, у кого есть глаз, — чужой, предмет насмешек и отторжения.
После того как мы прочитали несколько репортажей, наша группа начала ходить по самому главному проспекту | в городе. Я и мои друзья были безутешны. Один мужчина лет семидесяти, в черной тройке, белой рубашке и галстуке с желтыми полосками, поспешно направился к нам. Мы думали, что он пройдет мимо нас, спеша на какую-то встречу, но он, подойдя на расстояние около десяти метров, улыбнулся как-то по-особенному, раскрыл объятия и с неудержимой радостью побежал к Учителю. Это была встреча, полная восторга. Но мы ничего не понимали. Возможно, это был некто, кто почитал Учителя, но не знал его.
Незнакомец крепко обнял его и, продолжая сжимать в своих объятиях, заговорил:
— Вы живы! Какая радость видеть вас!
И, к нашему удивлению, Учитель ответил ему слезами на глазах. Одна из ран от вчерашнего избиения начала кровоточить. Учитель сказал ему:
— Простите меня, я вас запачкал. — Однако человек дал понять, что он не только умен, но и хорошо воспитан.
— Для меня честь — быть запятнанным кровью человека, которого я больше всего люблю и почитаю.
Учитель прикоснулся к его плечам и поблагодарил легким кивком. Потом незнакомец поприветствовал всех нас, но с Димасом поздоровался теплее и даже пошутил:
— А как с клептоманией, ты преодолел ее?
— Вы по-прежнему шутник? — сказал Учитель.
Впервые он пресек вопрос.
— Вы стали хуже, добавил Продавец Грез, у которого явно испортилось настроение.
Я ничего не понял. С тех пор как я решил ходить с Учителем и стал писать этот учебник по грезам, я с каждым днем все больше запутывался и беспокоился. Утешало то, что идеи рождались на почве беспокойства. Незнакомец был потрясен обезображенным видом Учителя.
— Боже мой, вы ранены и с вами плохо обошлись! Что с вами сделали? В какой гостинице вы находились?
Бартоломеу рассмеялся и ответил вместо Учителя:
— В самых лучших гостиницах города: под виадуками, на городских скамейках, в приютах.
— Что? Вы спите под виадуками? Остановитесь, по крайней мере, в одной из своих гостиниц.
— Дорогой мой, вы говорите с человеком заблудшим. Учитель тверд как мрамор, — сказал Мэр, иронизируя над словами о том, что у Учителя есть гостиница.
Мы все внимательно слушали необычный разговор. Он походил на театр и, во всяком случае, был не драмой, а комедией. Учитель, не обращая внимания на Мэра, ответил незнакомому мужчине:
— Я отдыхаю на ложе мира и укрываюсь покрывалом из звезд. Вы не знаете, что значит быть обыкновенным человеческим существом.
— Но вы можете заболеть. Вы так ослаблены! В каком ресторане вы ели?
Эдсон вставил:
— В булочной сеньора Гуттенберга. Вчерашний, позавчерашний и позапозавчерашний хлеб, а также остатки пищи.
— Что? Это невозможно! Вы питались в самых лучших ресторанах. Это была ваша самая большая экстравагантность. Какой ресторан вы хотите, чтобы я вам купил?
Содержание разговора поразило меня. Нас унижали, когда мы добывали еду. Мы должны были превращаться в акробатов, петь, паясничать и зависеть от благоволения других, чтобы поесть. Теперь приходит этот человек и предлагает купить ресторан для оборванца. И не спрашивает о цене. Тут вмешался Краснобай:
— Я разбираюсь в еде. Я выберу ресторан.
— Нет! Разбирааааюсь я! — запихнув в рот половину бутерброда и чуть не подавившись, сказал Мэр.
Левой рукой он держал остатки бутерброда, а правой тыкал в грудь, говоря, что он великий специалист по части питания.
Человек, который обратился к Учителю, посмотрел на «произведения искусства», которые за ним следовали, и нашел их изысканными. Наверное, это объяснялось тем, что он только познакомился с ними. Представьте себе, что было бы, если бы он походил с этой парочкой хотя бы день!
— Вы не можете отрицать, кто вы есть! — напыщенно произнес собеседник.
Учитель, мягко и иронично улыбнувшись, ответил ему:
— Кто я есть? Сегодня мои глаза видят меня, и я поражен, убеждаясь в том, что знал только поверхностные слои моего существа.
— Вы не можете отрицать вашего выдающегося прошлого. Вы были главным предпринимателем минувшего десятилетия и стали одним из самых богатых людей на земле даже во время биржевого кризиса.
Несмотря на то что этот человек превозносил его, Продавец Грез вел себя странно. Вместо того чтобы выпячивать грудь, как это делали Бартоломеу, Барнабе, я и большая часть смертных, он вышел из обороны и перешел к наступлению. Казалось, ему не понравились слова собеседника.
— Я — богатый? Какое богатство может возвратить то, что я больше всего люблю? За какие деньги можно купить источник радости, оазис спокойствия, рождение надежды, родник грез? Скажите мне, великий человек? Если вы обвиняете меня в том, что я богат, я подтверждаю: да, я богат. У меня есть то, что нельзя купить за деньги. — Он сделал паузу и, указав на нас, продолжил: — Посмотрите на моих друзей, они — мое богатство. Они любят меня таким, каков я есть. Они любят оборванца, человека без гламура, статуса, денег, несчастного, которому даже негде умереть. Да, я богат. У меня есть глаза, чтобы видеть цветы, у меня есть время для безымянных вещей. У меня есть детская улыбка, чтобы подкармливать себя приключениями, опыт пожилых людей, чтобы учить себя спокойно, и сумасшествие психопатов, чтобы замечали мою болезнь. Да, я богат. У меня есть то, что дорого. У меня есть то, что даже за золото и серебро нельзя достать. А у вас есть такие богатства?