Возмущенный Шарль поддержал его:
— Как это никого? Они почти убили вас. Они недостойны быть членами корпорации и не должны оставаться на свободе.
— В этой истории нет святого. Я виноват в том, что внушал философию, подавляющую гуманизм моих бойцов. Отсутствие денег делает нас бедными, их неправильное использование делает нас несчастными, — прокомментировал Учитель с удивительной непринужденностью.
Услышав его, я подумал: «У меня нет его зрелости и достоинства. Если бы в моих руках была власть, головы бы покатились. По меньшей мере я бы подрезал корни учеников и преподавателей факультета социологии, которым я руководил».
Мой Учитель был миллиардером, который жил под виадуками. После того как он обеднел, он обогатился тем, что нельзя продать. Далее он попробовал выразить мысль, которую высказал террористу El Diablo на Острове Демонов.
— Помимо этого, Шарль, самым большим мщением врагу является…
И, прежде чем Учитель договорил, Шарль сказал:
— Я знаю, знаю. Речь идет о прощении… так говорил ваш отец. И вы хорошо знаете, что из-за этого он умер.
Я понял, что Шарль знал нашего Учителя с его самого раннего детства. И я пошел дальше. Будучи сильно озабоченным условиями жизни человека, которому я служил, и в особенности продуманной попыткой убить его в госпитале Меллона Линкольна, я высказался категорично:
— Или вы берете в руки власть, или вы должны изменить страну и продавать идеи в отдаленных и изолированных местах. Возможно, на одной из своих дач на греческих островах, в Скандинавии или во Французской Полинезии.
— Мои чемоданы готовы, — сказал Мэр, будучи в восторге от предложения.
Я был под впечатлением от всего, что узнал. Как преподаватель университета, я страдал оттого, что приходилось платить за мой маленький и скромный дом в течение тридцати лет, а у Учителя было несколько дач, и он ими не пользовался. Что это была за отрешенность?
Учитель, обращаясь к Мэру, шутливо заметил:
— Мне не надо носить чемоданов. — И, отвечая на вопрос Шарля, сказал: — Я чуть не умер от скуки, от состояния вины, от депрессии, от тоски в этих местах проживания. — Это признание помогло понять то, что висело тяжелой ношей у него на душе. И добавил: — Пусть каждый день приносит свои собственные проблемы и свои собственные решения. Кто знает, что оборванец реорганизуется в поисках смысла жизни, пытается понять, кем он является? Кто знает о том, что несчастный, который с вами говорит, однажды будет иметь удовольствие принять свой несчастный золотой трон?
Прежде чем он перешел к драмам, которые ему довелось пережить, в особенности к тому, что касалось потери его детей, Шарль уже бесконечно преклонялся перед Меллоном Линкольном-сыном. Он знал, что тот был бесстрашным и отважным, обладал незаурядным творческим характером и неукротимой решимостью, Никто не был в состоянии следить за его рассуждениями и упорством. Шарль наконец понял, что ему вряд ли удастся переубедить этого человека сменить избранный им путь и вновь стать самим собой. Озабоченный, он почувствовал, что ему следует сойти со сцены, но не удержался, чтобы сказать:
— Я пообещал вашему отцу, лежащему на смертном одре, что никогда не покину вас. Вы знаете, где меня найти — И добавил: — Ах, этот телефонный звонок, который зазвенел и прогнал пять человек, почти убивших вас… Это не было ударом судьбы. Я пытался защитить вас, но не представился случай. Информатор, которого я поставил сопровождать вас, увидев, что вы оказались перед ними, доложил мне, что вы были в форме, однако не удалось определить, кто нанял этих убийц. Только сейчас я сделал столь унизительный вывод.
И, глубоко вздохнув, он с нежностью произнес свои последние слова:
— Меллон, сын мой, вы очень важны для многих людей, но вы подвергаетесь риску умереть. Берегите себя. — Он вытащил бумажник и хотел дать ему больше тысячи долларов. Но Учитель отказался. У Шарля на глазах появились слезы, и он молча ушел.
Бартоломеу и другие, включая меня, кусали себе пальцы, желая получить сокровище. Но оно исчезло. У Продавца Грез было двадцать охранников, пять бронеавтомобилей, два собственных самолета, но он предпочел свободу, отказавшись от защищенности в подземной тюрьме, омываемой лучами прожекторов общества. Непостижимо? Да, человек, за которым мы следовали, имел сложный склад ума. И он попытался объясниться:
— Если бы у меня была тысяча лет жизни, возможно, я бы вернулся назад и потратил время на то, что считаю вторичным. Но, по моему мнению, между младенчеством и старостью есть несколько мгновений, и я не могу позволить себе роскошь жить без свободы. Я не прошу вас, чтобы вы меня поняли, а прошу, чтобы уважали.
Глава 41
Великие люди тоже плачут
Когда мы услышали всю эту историю, с наших глаз слетела пелена. Все мы были поражены. Учитель вышел в мир, обеспечив адрес внутри себя самого, чтобы сталкиваться с конфликтами, которые ему угрожали. Он уже много поработал. Он уже сделал вклад в систему, которую критиковал. У него уже были компас и программа. Было время, чтобы чувствовать себя свободным.
Я снова посмотрел на ласточек и, вспомнив гимн путника, процитировал его, желая, чтобы его слова отправились в полет и были свободными, как и они:
— Кто я? Могущественный? Знаменитый? Нет! Я — всего лишь путник, утративший страх потеряться. Они могут называть меня сумасшедшим, могут насмехаться над моими идеями. Не важно.. Важно то, что я — путник, который научился выходить из тюрьмы рутины.
Час спустя мы снова встретились в саду двора Федерального собрания. Мы напевали, поскольку теперь следовали за могущественным человеком. Это приводило нас в экстаз. Все будет проще и привлекательнее. Наши пути выровняются, в нашем утре не будет бурь, в нашем существовании будет больше комфорта и больше удовольствия. Наивное заблуждение. Мы сразу же слетели с вершины эйфории в обрывистую низину страха.
Появился какой-то мулат с седоватыми волосами, выглядевший лет на пятьдесят, который быстро приблизился и вложил мне в руки письмо. И ушел, не назвав себя. Письмо предназначалось Краснобаю и Мэру и было подписано не больше и не меньше… как El Diablo.
Я испугался. Задумался. Получалось, что двое моих спутников были друзьями вожаков знаменитого Острова Демонов. Я вручил им конверт, который осмотрел с некоторым опасением. Бартоломеу вышел вперед и дал мне обобщенное пояснение:
— El Diablo и Щебень были нашими друзьями в приюте. Мы были их вожаками в молодости. Но мы пошли по пути алкоголизма, а они по пути преступности.
Я набрал в легкие воздуха, чтобы лучше насытить кислородом мозг и более глубоко поразмыслить над услышанным. Я вспомнил, что Бартоломеу и Барнабе скрестили пальцы перед собранием уголовников, и я заметил, что это был знак.
Мои друзья развернули письмо и стали читать его вместе. Я стоял в стороне, чтобы не мешать им. Я только наблюдал за ними. Когда они читали, их губы начали дрожать. И Краснобаем, и Мэром внезапно овладела тревога. Они стали задыхаться, а затем замерли, словно парализованные. В следующий миг они упали на колени на газон, их лица были в слезах.
Я стал проникаться их реакцией. Я никогда не видел, чтобы эти двое весельчаков утратили самообладание, но они его действительно утратили, как и свое привычное остроумие, хорошее настроение и дух. Будучи взволнованным, я хотел прочитать то, что прочитали они. Тогда, почти обессиленные, они вручили мне письмо.
Это было письмо, предназначенное для них, но на самом деле оно было адресовано Учителю. Я стал читать фразу за фразой этого маленького послания и был в равной степени поражен. Я бессмысленно и безутешно качал головой. Они изувечили человека, которого мы больше всего любили, ударами и клеветой, но сейчас они его хоронили.
Последнее, что мне бы хотелось сделать в жизни, так это вручить письмо Учителю. Все остальные друзья хотели прочитать письмо, но я не мог отдать его. Задыхаясь, весь пунцовый, напряженный, я медленно, шаг за шагом приближался к ним. Учитель увидел, в каком состоянии я был, и, не понимая, что происходит, задумался.