Он смотрит подойдя вплотную к стеклянной стене. На его лице выражение любопытства и приязни сменяется на ревность и обиду. Видно, что Он одновременно хотел бы быть там и чувствует себя лишним. Несколько раз Он собирается поднять руку и постучать в стекло или прижаться к нему, но всякий раз отказывается от этого намерения.
Она его не замечает. Представление на «дорожке» переходит во всеобщие танцы, и Она в этой группе центральная танцовщица. Ее движения становятся все более вызывающими и под конец Она начинает верхом кататься по ноге партнера.
Он отворачивается.
Они вместе входят в помещение.
Она: О, опять облили. Ну, это безнадежно. Здесь мы никогда не устроимся.
Он молча выходит. Через короткое время возвращается.
Он: Там опять никого нет.
Она: Там, наверное живут какие-то алкоголики. Я таких не раз видела в подъезде. И вообще, здесь такой мрачный пролетарский район. Они нас регулярно будут обливать.
Он: (мрачно). Может что-то с трубами. Дом старый.
Он берет тряпку и начинает убирать. Она нервно ходит по помещению.
Она: Ну, не дуйся, пожалуйста. Если бы ты знал, как такие вечеринки среди моих идут тебе на пользу. Тогда я вижу, какие они пустые, и мне еще более хочется к тебе…
Он: Ну, не все пустые…
Она: Ну, не все, но у тех, которые не пустые не хватает чего-то другого…
Закончив убирать пол, Он моет руки.
Он: Кушать хочешь?
Она: (по детски). Ммм…
Он: Я испеку блины.
Она: Ты умеешь?
Он: В детстве мне часто приходилось это делать.
Она: У нас не найдется чего-нибудь выпить?
Он: (строго). Нет. И я думаю на этот раз не надо.
Она: (быстро). Да, я знаю, я не держу много. И грубею, когда выпиваю. Прости. Мой отец тоже не держит. У него на работе порой случаются посиделки, потом приходит домой и страдает. У нас однажды был котенок… Отец пришел с посиделки и пошел в туалет страдать. Котенок пошел за ним. Смотрел, смотрел жалостно, прибежал в кухню и его тоже вырвало… (Говоря это, она снимает верхнюю одежду и разбрасывает вещи куда попало).
Она садится на тахту, берет газету и начинает читать. Он печет блины. Некоторое время они действуют молча.
Он: Слушай, я не считаю, что мужчина должен читать, пока женщина готовит, но наоборот мне нравится еще меньше…
Она: Но ты же не говоришь со мной.
Он: Говорю я или слушаю, без разницы. Ты должна чувствовать, что в то время, пока я пеку блины, ты можешь сварить кофе. Ты же женщина.
Она: Ладно, я сварю кофе…
Но Она не начинает сразу, а какое-то время продолжает читать, тогда наконец встает и начинает заниматься кофе.
Он: (примирительно). Ну, скажи это про зеленую свинью!..
Она не говорит, а ставит кассету. Звучит песня PRETENDERS «I’ll stand by you».
Она: Как тебе?
Он: Ну, так. Там звучит такое задетое самолюбие — я остаюсь с тобой, умей это оценить…
Она: У тебя самого задетое самолюбие!
Пауза.
Она: (медленно). У тебя неаккуратные брови. У моего дедушки тоже были неаккуратные брови. Он нам в детстве давал яблоки, которые вынимал из кармана, но мы их не ели, потому — что нам казалось, что яблоки нечистые… Я это вспоминаю время от времени и все время переживаю, что обидела своего дедушку…
Он: Этот цвет бровей тебе подходит лучше. Прежний был слишком темный…
Пауза.
Она: Я недавно опять встретила принца своей мечты…
Он: Которого? Эстрадного или жизненного?
Она: Конечно жизненного. Я теперь могу смотреть на него совершенно спокойно. Я от этого полностью отошла… (С новым азартом). Знаешь какая я ненормальная? Когда я была школьницей, я чувствовала что-то в роде возбуждения, когда смотрела фотографии Саласспилского концлагеря…
Он: (живее). О, Боже, ты некрофилка!
Она: А, ты нет?
Он: Нет, я отдаю предпочтение животным.