Эдди Фолсом в глазах Кети Фолсом, его жены, не был преступником и негодяем. Может быть, это трудно понять, потому что противопоставление «герой — чодсй» является частью нашего наследия, оно вбито нам в мозги вместе с представлением об «идвВяВном-рыцаре-на-белом-коне» и с табу 'вроде «только-плохие-девушки-спят-е-мужчинами» я «ПлаТВЯ-с-раЗрезом-безнравственны». Конечно, есть героь и злодеи, мы все это знаем. Конечно. Но разве злодей воспринимает себя злодеем? Когда гангстер смотрит гангстерский фильм, с кем он отождествляет себя — с полицейским или с бандитом в исполнении Хемфри Богарта? Эдди Фалсом был мужчиной. Вот и все. .
Коротко, ясно и понятна. Мужчина. Кети узнала его как мужчину и
И к несчастью, негодяями в ее глазах были люди, которые замышляли и осуществляли похищения.
Может быть, поэтому она так расстроилась. За один день, в течение нескольких часов, Эдди Фолсом перестал быть просто человеком, который зарабатывает на жизнь кражами, и превратился в негодяя. И если это был конец, если такой парень, как Эдди, — мягкий, добрый, способный на искреннюю любовь, мог стать негодяем, разве в этом можно винить кого-нибудь, кроме его жены? А если она была виновата в этом, то, значит, совершила роковую ошибку, когда понятия «герой» и «злодей» утратили для нее реальное значение, когда она решила, что воровство — зовсе не преступление, а просто не совсем тот вид заработка, который она желала бы для своего мужа.
Разве не потому она хотела уехать в Мексику? Ей хотелось, чтобы Эдди перестал воровать, чтобы он занимался своим любимым радио сколько влезет, чтобы самые простые вещи, такие, как еда, теплая постель, крыша над головой, доставались легче и бе» постоянного страха. Налет на банк — последнее крупное дело. Не надо будет больше прятаться, не надо будет убегать. Мексика, залитые солнцем улицы, небо, голубое, как воскресное утро. Безопасность и покой. Разве это не все, чего она бк желала для себя и своего мужа?
А теперь, прижимая к груди дрожавшего восьмилетнего мальчика, Кети Фалсом испытывала чувство, которое ей не довелось испытать за всю жизнь. Держа'в объятиях чужого ребеша, слушая, как перешептываются мужчины на другом конце комнаты, она желала большего, чем безопасность. Она хотела, чтобы к ней вернулось все, что было хорошего, и чтобы куда-то ушло все плохое. Дрожащее тело мальчика затронуло в ее душе что-то глубоко спрятанное, что-то древнее, как сама Ева. В это мгновение она поняла, что противопоставление «герой — злодей»— легенда, имеющая глубокий смысл. Ей стало ясно, в чем ее вина по отношению к Эдди. В ее муже есть хорошее, много хорошего. Она оказала ему плохую услугу, так легко примирившись со злом. То, что ей хотелось сказать сейчас, было многократно повторено каждым преступником в каждом дешевом фильме. Ей хотелось сейчас выкрикнуть слова, которые режиссер вкладывает в уста гангстера, истекающего кровью в канаве. Ей хотелось выдохнуть сквозь слезы эти слова, непременную часть роли, в сногсшибательном эффектном финале, какие бывают в фильмах Джека Вебба:
— Погоди, дай передохнуть! Пожалуйста, дай мне шанс!
В картинах преступник, произносящий их, немедленно заковывается в наручники и его, покрытого кровью, тащат за решетку. С экрана глаза вора с мольбой устремлены на зрителя. «Погоди, дай передохнуть! Пожалуйста, дай мне шанс!» И молчаливый представитель полицейского департамента Лос-Анджелеса отвечает: «А ты тогда дал ему шанс?»
В жизни не бывает эффектных финалов.