— Сдаюсь, — улыбнулся Карелла и добавил — Пришли, то здесь.
Заведение мамы Иды ничем не отличалось от соседних жилых домов. На ступеньках у парадной двери двое мальчишек играли в крестики-нолики.
— Марш отсюда! — прикрикнул Карелла, и ребят как ветром сдуло. — Вот что меня больше всего мучит: дети. Ведь асе происходит у них на глазах. Хорошенькое воспитание.
— Только недавно ты, кажется, говорил, что это вполне честная профессия.
— Ты что, — хочешь поймать меня на слове?
— Нет, просто Интересно, почему тебя так разобрало.
— Согласен: преступление бесчестно. Проституция — это преступление, во всяком случае, так считается у нас в городе. Возможно, закон прав, а возможно, и нет, но критиковать его — не мое дело. Мое дело — насаждать закон. Согласен: в нашем участке и, насколько мне известно, во всех других участках проституция — это преступление, которое не считается преступлением. Те двое патрульных собирают мзду со всех заведений на улице и следят, чтобы у мам не было неприятностей. Мамы, в свою очередь, соблюдают правила «гигиены»: никакого воровства, чистая хаммерция. Но парень, который- хотел поживиться за счет Лу, он ведь тоже совершал преступление, так? И что прикажешь делать кону? Закры ггь глаза на все преступления или только на некоторые?
— Нет, — ответил Хейвз, — только на те, за которые ему платят.
Карелла смерил Хейвза взглядом.
— За все время, что я работаю в полиции, я не взял ни гроша. Запомни это.
— У меня и в мыслях не было тебя задеть.
— Так вот, коп не может всегда следовать букве закона. Мое понятие о добре и зле не имеет ничего общего с законом. И по мне, этот Гитлер творил зло. Детали не в счет. В принципе. Может, я зря полез в бутылку, а может, и нет. И хватит об этом, к черту.
— Ладно, — согласился Хейвз.
— Теперь не сердишься?
— Нет. Просто мотаю на ус.
— И еще одно, — сказал Карелла.
— Что именно?
— Дети, стоящие вокруг. Было бы лучше, если бы они еще и сейчас стояли там, разинув рты? Разве не следовало прекратить это безобразие?
— Чтобы прекратить это безобразие, не обязательно было заставлять парня платить.
— Ты сегодня в ударе, — сдался Карелла, и они вошли в дом. В холле Карелла позвонил.
— Мама Ида порядочная стерва, — сказал он. — Считаю себя хозяйкой Улицы и города тоже. С ней церемонии ни к чему.
Дверь открылась. Вплотную к порогу стояла женщина с гребенкой в руках. Черные распущенные волосы свободно падали вдоль узкого лица с проницательными карими глазами. На женщине были голубой свитер и черная юбка. Она была босиком.
— Что надо? — спросила она.
— Это я, Карелла. Впусти нас, Ида.
— Что тебе нужно, Карелла? Фараоны тоже хотят по- жиниться?
— Нам нужна девушка, которую ты называешь Леди.
— Она занята.
— Мы подождем.
— Она может не скоро освободиться.
— Мы подождем.
— Подождите на улице.
— Ида, — сказал Карелла мягко, — освободи проход.
Ида отступила назад. Карелла и Хейвз вошли в темный коридор.
— Что вам от нее нужно?
— Мы хотим поговорить с ней.
— О чем?
— Это наше дело.
— Вы не заберете ее?
— Нет. Только спросим кое о чем.
Ида довольно улыбнулась. Спереди у нее сиял золотой уб.
— Хорошо, — сказала она. — Заходите. Садитесь.
Она провела их в маленькую неуютную гостиную. В комнате стоял запах благовоний и пота. Пот перешибал бла- Iпиония.
Ида взглянула на Хейвза.
— А это кто такой?
— Детектив Хейвз, — ответил Карелла.
— Симпатичный, — равнодушно заметила Ида. — А что у тебя с волосами? Откуда эта белая прядь?
Хейвз дотронулся до виска.
— Старею.
— Долго еще она? — спросил Карелла.
— Кто ее знает. Она не привыкла спешить. На нее большой спрос. Ты же знаешь, она — Леди. А леди любят приятное обхождение. С ними надо побеседовать для начала.
— Ты, должно быть, теряешь на ней много денег.
— Я беру за нее втрое дороже.
— И она стоит того?
— Если платят, значит, наверное, стоит. — Она снова взглянула на Хейвза. — Могу спорить, тебе никогда не приходилось платить за любовь.
Хейвз спокойно встретил ее взгляд. Он понимал, что для нее это всего лишь разговор на профессиональную тему. Все проститутки и бандерши, с которыми ему приходилось сталкиваться, болтали о сексе так же непринужденно, как обычные женщины о тряпках или детях. Он ничего не ответил.
— Как ты думаешь, сколько мне лет? — * спросила она его