Хейвз записал.
— Еще что-нибудь?
— Да. Мы выяснили, откуда сделаны вырезки.
— Откуда?
— Нам помогла буква «т» в слове «что». Это «т». хорошо известно, Хейвз.
— Из «Нью-Йорк тайме», да?
— Совершенно верно. Она продается во всех городах страны. Признаться, в лаборатории мы старых подшивок почти не держим. Но основной текущий материал — основные ежедневные газеты и крупные издания — у нас, в общем-то, есть.
Иногда, к примеру, в газеты или обрывки газет завертывают разрезанный на куски Труп, поэтому иметь подшивку не вредно.
— Понимаю, — сказал Хейвз.
— На этот раз нам повезло. Взяв «Ныо-ЙЬрк тайме» за отправную точку, мы посмотрели свою подшивку и установили, какими разделами он пользовался, и число.
— И что же?
— Он пользовался журнальным и книжным обозрением воскресного выпуска от двадцать третьего июня. Мы нашли достаточно слов, так что совпадение исключается. Например, <Леди». Взята из книжного обозрения, из рекламы романа Конрада Рихтера. Буквы «де» в слове «действия» вырезаны из рекламного заголовка «Юная дева» в журнальном обозрении. Это одно из торговых названий фирмы дамского белья.
— Продолжай.
— Цифра восемь, не вызывает сомнений, тоже из журнального вбазрями» Реклама пива «Баллантайн».
— Еще чго-ыыбудь есть?
— Найти слова «я убью» было и того легче. Не всякий рекламный агент употребит такое слово, если оно не имеет прямого отношения к его товару. В той рекламе было что-то про дурной запах. «Я убью дурной запах в вашей уборной…» и название товаре. Короче, мы твердо уверены, что он воспользовался выпуском «Ныо-Йврк тайме» от двадцать третьего июня.
— А сегодня двадцать четвертое июля, — заметил Хейвз.
— Да.
— Другими словами, план созрел ^у него еще месяц назад, он состряпал свое письмо и хранил его, пока не назначил день убийства.
— Похоже, что так. Если только он не схватил первую попавшуюся старую газету.
— В любом случае липа исключается.
— И мне так кажется, Хейвз, — согласился Гросеман. — Я говорил с нашим психологом. Он тоже так считает: когда человек отсылает письмо через месяц после написания, — это мало походит на липу. Еще он считает, что это вынужденный шаг. По его мнению, парень хочет, чтобы его остановили, и письмо должно подсказать, как это сделать.
— И как? — спросил Хейвз.
— Этого он не сказал.
— М-м-м. Ну ладно, это все?
— Все. Нет, постой. Парень курит сигареты. В конверте были табачные крошки. Мы их обработали, но такой табак входит в состав большинства популярных сортов.
— Хорошо, Сэм. Большое спасибо.
— Не стоит. Я пришлю отпечатки пальцев ребенка. Пока.
Гроссман повесил трубку. Хейвз взял фотокопию письма, открыл дверь и направился в кабинет лейтенанта Бирнса. И тут только до него дошло, какой невообразимый шум в комнате дежурного. Пронзительные голоса, протесты, крики. В следующий миг перед ним открылась картина, похожая на празднование Дня независимости. В глазах рябило от красного, белого и синего. Хейвз растерянно заморгал. По меньшей мере тысяч восемь мальчишек в. синих джинсах и белых в красную полоску футболках подпирали деревянную перегородку, облепляли столы, шкафы, подоконники, стенды для сводок, выглядывали из всех углов комнаты.
— А ну, тихо! — раздался, крик лейтенанта Бирнса. — Прекратите этот галдеж! .
В комнате постепенно установилась типшна-.
— Добро пожаловать в детский сад «Гровер-парк», — сказал Карелла Хейвзу, улыбнувшись.
— Ну и ну, — протянул Хейвз. — Нашим полицейским не откажешь в оперативности…
Полицейские в точности следовали полученному приказу и забирали всех мальчишек десяти лет в джинсах и красно-белых футболках. Они не спрашивал! у них свидетельства о рождении, поэтому возраст детей колебался от семи до тринадцати. Футболки тоже не все оказались футболками. Некоторые были с воротниками и пуговицами. Но полицейские сделали свое дело, и приблизительный подсчет внес поправку в ранее мелькнувшую у Хейвза в уме цифру восемь тысяч — ребят было тысяч семь. А точнее, десятка три-четыре явно набралось. Очевидно, в этом районе города белые футболки в красную полоску считались криком моды. А может, сложилась новая уличная банда, и это была их униформа.
— Кто из вас сегодня утром передал нашему дежурному письмо? — спросил Бирнс.
— Че за письмо-то? — прозвучал встречный вопрос.
— Какая разница? Ты передавал его?
— Не-а.
— Тогда помолчи. Кто из вас передал письмо? Молчание.
— Ну, ну, говорите же.
Восьмилетний малыш, явно воспитанный на голливудских боевиках, пропищал: