— Этот, наверное, — показал мальчишка. Хейвз согласился.
— Хорошо. — Анджело начал рисовать. Потом вытащил еще одну карточку. — Глаза?
— Глаза у него голубые, это я хорошо запомнил, — сказал Хейвз. — И вроде бы немножко скошены внутрь.
— Ага, — подтвердил мальчишка.
Анджело, кивая головой, рисовал. Наконец он закончил.
— Это на него ни капельки не похоже, — сказал Фрэнки, когда Анджело показал рисунок.
— Ничего, — спокойно произнес Анджело. — Скажи, что здесь не так.
— Просто этот человек совсем не такой, вот и все.
— Ну хорошо, а что все-таки неправильно?
— Не знаю, — пожал плечами мальчишка.
— Начать с того, что он тут слишком молод, — вмешался Хейвз. — Наш парень постарше. Что-нибудь под сорок, а то и больше.
— Хорошо. Давайте начнем с верхней части рисунка и постепенно пойдем вниз. Что тут неправильно?
— У него тут слишком много волос, — подсказал Фрэнки.
— Верно, — согласился Хейвз. — А может быть, слишком большая голова.
Анджело принялся стирать.
— Так лучше?
— Да, но он немного лысоват, — сказал мальчишка. — Вот здесь, на лбу.
Анджело потер резинкой, и со лба в черную шапку волос врезались два острых крыла.
— Еще что?
— Брови у него были погуще, — сказал Хейвз.
— Что еще?
— А может, расстояние между носом и ртом длиннее. Одно из двух, — размышлял Хейвз. — Во всяком случае, пока получается не то.
— Отлично, отлично, — бормотал Анджело. — Едем дальше.
— Глаза у него более сонные.
— Больше скошены?
— Нет. Веки тяжелее.
Они смотрели, как работает Анджело. Положив на грязный от многократного стирания рисунок кальку, он быстро-быстро двигал карандашом, время от времени покачивая головой и перегоняя язык из одного угла рта в другой. Наконец он взглянул на них.
— Так лучше? — спросил он, показывая им второй рисунок.
— Все равно, ни капли не похоже, — сказал Фрэнки.
— Что неправильно? — спросил Анджело.
— Он все равно слишком молод, — произнес Хейвз.
— И похож на дьявола. В волосах вот здесь уж слишком острые углы, — добавил Фрэнки.
— Ты хочешь сказать, залысины?
— Ага. Как будто у него рога. А на самом деле этого нет.
— Продолжай.
— Нос сейчас, пожалуй, подходящей длины, — заметил Хейвз, — но форма все-таки ие та. У него больше… как называется эта штука в середине, между ноздрями?
— Кончик носа, что ли? Длиннее?
— Да.
— А глаза как? — спросил Анджело. — Лучше?
— Глаза вроде в порядке, — сказал Фрэнки. — Глаза трогать не надо. Правда же, не надо?
— Правда, — согласился Хейвз. — А вот рот не годится.
— Что неправильно?
— Очень маленький. Рот у него широкий.
— И тонкий, — добавил мальчишка. — Губы тонкие.
— А раздвоенный подбородок в порядке? — спросил Анджело.
— Ага, подбородок что надо. А вот волосы…
Анджело начал скруглять карандашом линию волос.
— Так лучше?
— Ага, так лучше.
— На лбу выступ, да? — спросил Анджело. — Вот так?
— Не такой заметный, — поправил Хейвз, — у него короткие волосы с залысинами у висков, но выступ не такой заметный. A-а, вот сейчас лучше, сейчас лучше.
— А рот длиннее и тоньше, да? — спросил Анджело, и карандаш его снова бешено заметался. Взяв новую кальку, он начал переносить на нее плод совместных усилий. Его вспотевший кулак то и дело прилипал к тонкой кальке.
Все стали рассматривать третий вариант. Потом был четвертый набросок, пятый, десятый, двенадцатый, а Анджело все продолжал работать за освещенным солнцем столом.
Хейвз и мальчик беспрестанно его поправляли, в зависимости от того, какую форму принимало иа бумаге их словесное описание. Анджело обладал хорошей техникой и без труда переводил каждую их устную поправку на язык карандашного рисунка. Расплывчатость указаний, казалось, его совершенно не смущала. Он терпеливо слушал. И терпеливо исправлял.