Сегодня даже коммунисты желают для России рыночной экономики, критикуют реформаторов не за выбор пути, а за ошибочный темп изменений. Верят, что при неторопливой приватизации в России можно было бы построить «нормальную рыночную экономику». Тех, кто ставит под сомнение саму эту возможность, просто игнорируют. Ситуация ненормальна: заявления по важнейшему для народа вопросу строятся на предположении, которого никто не решается явно высказать. Когда слепой ведет слепого к пропасти, это трагично, но простительно, а тут — другой случай…
Замечу, что принятие для России правил «нормальной рыночной экономики» означает включение либо в ядро мировой системы, либо в число «придатков» (пример — Бразилия). Также известно, что разрыв между ядром и придатками не сокращается, а растет. Прогнозы вымирания населения России «на магистральном пути», хорошо известны, динамика всех показателей за последние десять лет эти прогнозы подтверждает. Так что политики, замалчивающие суть выбора, не могут не знать о его последствиях.
Из множества уклончивых заявлений видно: элита знает, что страну доведут до вымирания двух третей населения. Знает — но «дает понять» этому населению, что оно попадет в золотой миллиард. Дает понять, но прямо не утверждает, потому что очень совестливая и лгать не может.
Встроиться в «рыночную экономику» даже в виде придатка можно лишь в том случае, если хозяйство данной страны обеспечивает приемлемую норму прибыли. Там, где этот уровень не достигается, население называют «общность, которую не имеет смысла эксплуатировать». В такую категорию попали, например, многие регионы Африки. Сюда не делают инвестиций — они невыгодны. Жители этих регионов могут жить, но только в своем, натуральном (значит, естественном) хозяйстве. В XIX веке крестьянское хозяйство у нас было нерентабельным (средний доход с десятины составлял 163 коп., а все платежи и налоги крестьян с этой десятины — 164 коп.). Однако это хозяйство позволяло жить 90% населения России. Крестьянин не только кормил, хоть и впроголодь, весь народ, но и оплачивал паразита-помещика, и индустриализацию России, и имперское государство.
В России в силу географических и почвенно-климатических условий рентабельность всегда была низкой. Из-за обширности территории транспортные издержки в цене продукта составляли 50%, а во внешней торговле они были в 6 раз выше, чем в США. Как это влияло на прибыль? В среднем по России выход растительной массы с 1 гектара в 2 раза ниже, чем в Западной Европе и почти в 5 раз ниже, чем в США. Сегодня лишь 5% угодий в России имеют биологическую продуктивность на уровне средней по США. Если в Ирландии и Англии скот пасется практически круглый год, то в России период стойлового содержания 180-212 дней. По сути, уже это заставляло Россию принять хозяйственный строй, очень отличный от западного.
Сегодня в странах с теплым климатом есть избыток рабочей силы. Она имеет перед русскими большие преимущества. В средней полосе России на отопление одной квартиры уходит топлива на 2 тыс. долларов. Они прямо или косвенно входят в стоимость рабочей силы. На Филиппинах этих расходов нет, и разумный капиталист не станет эксплуатировать русского работника, пока на рынке труда есть филиппинец.
Почему же при переходе России на «магистральный путь» русские не окажутся «общностью, которую нет смысла эксплуатировать»?
Этот вопрос направлен уже и к тем, кто критикует реформаторов за то, что они, мол, «обещали привести нас в Швецию, а ведут в Бангладеш». Из чего видно, что нас ведут в Бангладеш? Разве там вымирает население?
Оптимизм тех, кто уверен, будто Россию хотят сделать сырьевым придатком, а русских Запад будет эксплуатировать, основан на оценках качества рабочей силы и технологической базы СССР. Эти оценки уже иллюзорны, за десять лет произошла деквалификация рабочих. Кого Россия может сегодня «выбросить» на мировой рынок труда? О технологической базе и говорить не приходится — она, десять лет не получая средств даже на ремонт, рассыпается.
В ходе приватизации обещали, что частные предприятия окажутся эффективнее. Прошло восемь лет, и уже можно подвести итог. Вот, есть у нас крупная отрасль, которая имеет надежный рынок сбыта и не испытывает недостатка средств — нефтедобывающая промышленность. Здесь возникли крупные компании, имеются «инвесторы» и тд. Здесь не было помех, чтобы приватизация показала свой магический эффект в производительности труда. Результаты таковы: в 1988 г. на одного работника, занятого в нефтедобыче, приходилось 4,3 тыс. т добытой нефти, а в 1998 г. — 1,05 тыс. т. Приватизация привела к падению эффективности более чем в 4 раза! Как же можно об этом молчать!
В России быстро сокращается добыча нефти и растет ее экспорт. В 1998 г. добыто 294 млн. т нефти, а продано вне СНГ 112 млн. т сырой нефти и 58 млн. т нефтепродуктов, изготовленных из 90 млн. т сырой нефти. То есть, экспорт нефти составил 201 млн. т, а это 69% добычи (в СССР экспорт не превышал 20% при уровне добычи вдвое большем, чем сегодня). Для нужд России остается очень немного нефти. В 1985 г. в РСФСР оставалось 2,51 т нефти на жителя, в 2001 г. в РФ остается 0,76 т. Перспектив роста добычи нет, т.к. с конца 80-х годов глубокое разведочное бурение на нефть и газ сократилось более чем в 5 раз (а бурение на другие минеральные ресурсы — в 30 раз).
Кроме того, в РФ произошел отток нефтепродуктов из сферы производства из-за резкого роста числа личных автомобилей (в три раза с 1985 г.). Затраты энергии на перемещение одного человека в автомобиле в 3,4 раза выше, чем в автобусе. Что означает дальнейший резкий рост числа автомобилей в России? Еще спад производства из-за нехватки топлива.
Где взять энергоресурсы для оживления хозяйства в России при рыночной экономике?
Энергия — фактор производства абсолютный. От экономистов же слышим, что путь выхода из кризиса — внесение мелких изменений (увеличение денежной массы, снижение налогов, затруднение вывоза валюты и тд.). Государство все с большим трудом изыскивает средства даже для покрытия самых неотложных расходов. Тем не менее, политики наперебой указывают на волшебные источники средств, которые бы могли решить все проблемы. При этом не дается ясного сравнения масштаба этих источников и тех потерь, что понесло хозяйство за годы реформы. А их надо возместить. Здесь возникла острая несоизмеримость, и это очень плохой признак.
Подсчеты показывают, что по сравнению с теми средствами, которые Россия потеряла из-за разрушения производства, все эти источники — крохи. Подорваны основы производственной базы. Так, в последние годы капиталовложения в село примерно раз в 100 меньше, чем были в 1988 г., а ведь то, что вкладывалось тогда, лишь поддерживало производство с небольшим ростом. Утрачивает плодородие почва без удобрений, добита техника, вырезана половина крупного рогатого скота.
За годы реформы село недополучило почти миллион тракторов. Значит, только чтобы восстановить уровень 80-х годов, нужно порядка 20 млрд. долларов — весь госбюджет 1999 г. Только тракторы! И ведь тогда восстановится база, на которой стояли колхозы, а фермерам нужно в десять раз больше. Значит, 200 млрд. долларов только на создание тракторного парка. А удобрения? А комбайны и грузовики? А морской флот? А трубопроводы, которые десять лет не ремонтировались? А промышленность и электростанции? Огромные средства надо вложить, чтобы восстановить качество рабочей силы, довести питание людей до минимального уровня.
Почему политики не представят обществу расчет средств, необходимых для того, чтобы в рамках рыночной экономики вывести Россию хотя бы на стартовую позицию для экономического роста?