— Только одно, милорд. — Гарсону явно было не по себе. — Во время своих посещений библиотеки мистер Монтегю часто общался со мной. Я помогал ему отыскивать нужную литературу, ну и так далее. В то утро, когда он забирал эти книги, — Гарсон слегка содрогнулся, — мистер Монтегю сказал, что собирается стать одним из основателей нового журнала. Спрашивал меня, не хочет ли библиотека на него подписаться.
— А он не назвал имени своего партнера, Гарсон? — Пауэрскорт чувствовал, как у него сосет под ложечкой. Интересно, оставит ему Розалинда хоть что-нибудь съедобное?
— Нет, милорд. Боюсь, что тут мне нечего вам подсказать.
Поблагодарив библиотекарей, Пауэрскорт пересек Сент-Джеймс-сквер в обратном направлении. Была уже чуть ли не половина третьего.
— Как мило, что ты наконец удостоил нас своим посещением, — сурово сказала Розалинда, глядя на него через стол. — Ты опоздал всего лишь на два часа!
— Очень жаль, но нам уже пора идти, — сказала Мэри.
— Подумать только, что когда-то, давным-давно, ты читал нам нотации о том, как важно быть пунктуальными и иметь хорошие манеры! — сказала Элеонора. — Постоянно твердил, что надо всюду успевать вовремя и прилично себя вести.
Леди Люси почувствовала, что ее муж вот-вот вспыхнет. Фрэнсис крайне редко терял терпение — последний раз он вышел из себя четыре года назад. Она ласково похлопала его по колену. Пауэрскорт и впрямь чуть было не закричал на сестер: в конце концов, он был занят поисками убийцы, который мог в любую секунду нанести новый удар, а они обвиняли его в недостатке пунктуальности. Там, за пределами их дома и обнесенной оградой площади, находился полный опасностей мир, где одни люди накидывали на шею другим струны от фортепиано или крепкие бечевки и стягивали их до тех пор, пока жертва не переставала дышать. Пожалуй, это никак не назовешь хорошими манерами! Кто-то должен был делать грязную работу ради того, чтобы общество могло наслаждаться безопасностью и спокойно исполнять свои ритуалы.
Но он подавил в себе желание огрызнуться. Вместо этого он лишь виновато улыбнулся родственникам.
— Простите, что опоздал, — сказал он. — Мне нужно было непременно зайти в Лондонскую библиотеку напротив. Можете дать мне паек для провинившихся, если таковой у вас предусмотрен. Кусочек хлеба с сыром? Или пирожок с пикулями?
Эдмунду Декурси давно хотелось написать руководство по продаже предметов искусства, основанное исключительно на талантах Уильяма Аларика Пайпера. В своей области Пайпер был истинным гением. Для каждой жертвы у него имелись свои интонации и своя манера поведения. Он умел уговаривать. Умел подкупать. Умел запугивать. Умел вдохновлять. Умел льстить. Он умел превозносить достоинства картины, которую продавал, и изображать презрение в отношении картины, которую продавали ему. И частенько это была одна и та же картина.
Сейчас Декурси и Пайпер находились в одной из столовых Траскотт-парка в обществе Джеймса Хэммонд-Берка. Гости сидели на софе слева от камина; на Пайпере был темно-синий костюм и сверкающие черные туфли. Хэммонд-Берк устроился напротив них в кресле, из-под продранной обивки которого торчал пучок конского волоса. По обе стороны от гигантского зеркала висели портреты предыдущих Хэммонд-Берков. В левой части зеркала зияла длинная трещина. Рафаэль, все еще в оберточной бумаге, занимал почетное место между Декурси и Пайпером.
— Мистер Хэммонд-Берк, — начал Пайпер тихим, вкрадчивым тоном, — позвольте сказать вам, какое это было удовольствие — нет, какая честь — провести в обществе вашего Рафаэля тот краткий отрезок времени, в течение которого он был вверен нашему попечению! Какие линии! А палитра! Какая красота и невинность! То, что этому шедевру удалось сохраниться до наших дней, поистине можно счесть благословением Божьим.
Хэммонд-Берк открыл рот, собираясь заговорить. Но Пайпер опередил его:
— Разумеется, мы привезли ваше сокровище обратно. Только вы можете вынести окончательное решение, от которого будет зависеть его судьба. Картина была осмотрена лучшими лондонскими экспертами. Конечно, ни у вас, ни у нас нет и тени сомнения в том, что это подлинный Рафаэль, но мне нет нужды напоминать вам, что в наше время всякое случается. Всегда может найтись шарлатан, который вопреки очевидности, вопреки тому, что говорят наши глаза, что подсказывает нам сердце, коли на то пошло, вдруг примется отрицать, что «Святое семейство» действительно принадлежит кисти Рафаэля. Эксперты подтвердили то, что мы знали и так: ваша картина подлинная. А это означает, хоть и оскорбительно в присутствии такой святыни заводить разговор о деньгах, — Уильям Аларик Пайпер сделал паузу, бросив почтительный взгляд на шедевр в оберточной бумаге, — так вот, это означает, что картина будет оценена согласно ее истинной стоимости.