Зато висящая на боковой стене коллекция венецианских портретов сразу пришлась Маккракену по душе.
— А эти хороши, — сказал он Пайперу. — Этот красный малый, граф как-его-там, здорово похож на моего банкира из Конкорда в Массачусетсе. А вон тот, как бишь его — дож Лоренцо? Сразу видать, бизнесмен что надо — такому палец в рот не клади. Что скажете насчет полумиллиона долларов за всех четырех? Здесь ведь, наверное, оптом дешевле?
Маккракен привык покупать огромные партии рельсов с большой скидкой. Ему казалось, что подобный принцип должен распространяться и на картины.
Пайпер объяснил, что экспонаты, выставленные в Национальной галерее, не продаются. Затем повел Маккракена к здешнему Рафаэлю, «Мадонне Ансидеи». Основную часть картины обрамляла серая арка. За ней купалась в мягких солнечных лучах итальянская равнина. В центре, на деревянном троне, упирающемся спинкой в потолок арки, сидела Мадонна в красном платье и синей пелерине. Правой рукой она баюкала младенца Христа, а левую, с вытянутым пальцем, положила на раскрытое Писание. Слева от трона находился Иоанн Креститель в коричневой тунике и красном плаще (Пайпер подумал, что он одет несколько лучше обычного), взирающий на Мадонну снизу вверх. А справа сосредоточенно изучал Писание святой Николай из Бари — в руке посох, просторный плащ скреплен на груди богатой брошью.
— Вы только посмотрите, — прошептал Пайпер. — Какие цвета! А композиция! А эта арка — какое прекрасное обрамление! — Похоже, Маккракен проникся достоинствами картины. — И, кроме всего прочего, — шептал Пайпер, — посмотрите, как грациозно, как прелестно и безмятежно лицо самой Мадонны! И подумайте еще вот о чем, мистер Маккракен, — продолжал он. — «Мадонна Ансидеи» — одна из самых дорогих в мире картин. Меньше двадцати лет назад Национальная галерея заплатила за нее семьдесят тысяч фунтов. Ровным счетом семьдесят тысяч!
— А за сотню они ее сейчас не уступят? Наличными, а не какими-нибудь там ценными бумагами? — спросил Маккракен без особой надежды в голосе. Пайпер уверил его, что Рафаэль не продается. Он грустно поведал американцу, что даже наличные не смогут заставить Национальную галерею расстаться с этим шедевром — такую популярность он снискал в народе. Но в душе делец ликовал. Если Маккракен еще и не окончательно попался на крючок, то, по крайней мере, проглотил щедрую порцию наживки. Оставалось только осторожно вытащить рыбу на берег.
И вот теперь он снова увидел американца — в ярком клетчатом костюме, накинутом поверх него плаще и начищенных до блеска коричневых туфлях, Маккракен приближался к парадному входу в Галерею Декурси и Пайпера.
— Как мило с вашей стороны посетить нашу скромную галерею, мистер Маккракен! — по своему обыкновению, Пайпер вновь принялся рассыпаться в любезностях.
— Вам спасибо, что пригласили, — ответил Маккракен, отдавая плащ швейцару в холле.
Пайпер сказал, что хотел бы продемонстрировать своему новому другу еще действующую Венецианскую выставку. Сегодня утром галерея закрыта для публики. А потом, объяснил Пайпер, взяв Маккракена под локоть и направляясь с ним к итальянцам, потом он покажет ему кое-что выдающееся, спрятанное в зале на верхнем этаже, куда обычным посетителям доступа нет. Ни одна из картин, вывешенных в галерее, не продается; у каждой из них есть хозяин.
Поначалу все шло хорошо. Уильям Маккракен с большим интересом отнесся к портретам.
— Сдается мне, мистер Пайпер, — сказал он, разглядывая «Мужской портрет», приписываемый Тициану, — что за много лет человеческая природа не так уж и изменилась. Да, сэр! Этот мужчина здорово похож на одного малого, с которым судьба свела меня года три-четыре тому назад. Негодяй хотел прикрыть мою железную дорогу. И чуть было не добился своего!
Но потом разразилась беда. Они повернули за угол и остановились перед любимой картиной Пайпера на этой выставке — «Спящей Венерой» Джорджоне. На заднем плане был идиллический итальянский ландшафт — посередине равнина, вдали горы. Справа, на склоне холма, приютилась живописная деревенька. В центре картины, на шелковом покрывале и темно-красной подушке, лежала женщина. Она была абсолютно нагой. Томная и чувственная, спящая Венера словно спустилась с небес только ради того, чтобы вздремнуть после обеда в мирной сельской местности.