— Сукин сын, — пробормотал Дзевоньский, доставая мобильный телефон. Нажал несколько кнопок, но одумавшись, отменил набор и убрал аппарат в карман. Было заметно, как сильно он нервничает.
— Негодяй, — в свою очередь выругался Хеккет, оставшись один. — Решили меня подставить. Считают таким дураком. Пусть сами пробуют, если хотят, а я еще не самоубийца. Или этот тип считает, что я засиделся на этом свете? Том, возвращаемся в офис, — приказал он водителю.
Когда машина завернула за угол, Хеккет обернулся. Затем нахмурился. Судя по всему, деньги у них есть. Огромные деньги. Ему звонили из Эдинбурга, а там сидит очень серьезный посредник. А Дзевоньский похож на человека, готового идти до конца. Нужно как-то себя обезопасить. Позвонить в МИ-5 и сообщить о состоявшейся беседе. Их обязательно следует предупредить. С одной стороны, это лишняя гарантия безопасности, но с другой — он ничем не обязан Дзевоньскому, который не заплатил ему ни цента за этот неприятный разговор. Иногда нужно демонстрировать свою гражданскую ответственность. Если, конечно, это можно сделать бесплатно, без ущерба для бизнеса.
Хеккет достал аппарат и набрал номер своего помощника.
— Больше никаких дел с Эдинбургом, — приказал он ему, — мы не знакомы и никогда не знали друг друга. Ты все понял?
ГЕРМАНИЯ, ДЮССЕЛЬДОРФ. 12 ОКТЯБРЯ, ВТОРНИК
Дзевоньский в шляпе и длинном плаще, в каких полвека назад обычно ходили разведчики восточного блока, подошел к скамейке, не оглядываясь, словно был уверен, что здесь никто за ним не следит. Хотя абсолютно точно знал, что как минимум две пары глаз за его действиями внимательно наблюдают. Затем спокойно опустился на скамейку, не спросив разрешения у терпеливо поджидавшего его старика — человека лет семидесяти или даже чуть больше с редкими рыжеватыми волосами, которые он, очевидно, подкрашивал. Со слегка выпученными глазами, крупным носом и глубокими морщинами, прорезающими лоб… Наконец, повернувшись, сказал по-немецки:
— Здравствуйте, герр Вебер.
— Добрый день, — усмехнулся старик, — я жду вас уже двадцать минут. Решили перестраховаться, прежде чем здесь появиться?
— Я немного опоздал, — соврал Дзевоньский, — хотя не стану возражать. Мы, конечно, проверили все факты, прежде чем решились назначить вам встречу. У вас есть интересующая нас информация. И мы готовы за нее заплатить.
— Понимаю, — улыбнулся Вебер и полез в карман своей старой вельветовой куртки.
Дзевоньский заметил, что у старика трясется правая рука, и сочувственно улыбнулся. Он знал, что Веберу уже много лет и он давно страдает болезнью Паркинсона. Старик достал смятый носовой платок, вытер лоб.
— Вы привезли деньги? — спросил он.
— Конечно, — ответил Дзевоньский, — десять тысяч евро за вашу информацию.
— И гарантии моей безопасности, — терпеливо напомнил Вебер, снова вытирая лоб.
— Что? — не понял Дзевоньский. Или сделал вид, что не понял.
— После того как я сдам вам «Герцога», вы решите, что не обязательно оставлять здесь человека, который может знать о его существовании. Я не знаю, зачем вам нужен «Герцог», но вы можете решить, что заплатили мне слишком большую сумму. Или оставили в живых нежелательного свидетеля. Я уверен, что сейчас за нами следят несколько ваших помощников. Скажите им, чтобы они не дергались, я никуда не убегу и никого не выдам. Но я должен вернуться сегодня вечером живым к моей супруге. А если я не вернусь, то уже завтра утром информация о «Герцоге» пойдет в федеральное ведомство по защите конституции. И вся информация о людях, которые вышли на меня сегодня днем. Думаю, это нормальная страховка, чтобы получить от вас деньги и уйти живым?
— Вы нам не доверяете? — покачал головой Дзевоньский. — А нам рекомендовали вас как надежного человека.
— Именно поэтому я вам не доверяю, — Вебер опустил руку, сумев попасть в карман и убрать туда носовой платок.
— Вы знаете, где скрывается «Герцог»? — Дзевоньский решил не продолжать столь опасную тему.
— Знаю. Деньги у вас с собой?
— Возьмите, — Дзевоньский достал из кармана конверт и протянул его старику. После введения евро подобные расчеты стали гораздо удобнее. Если в долларах пачка в десять тысяч насчитывала сто бумажек по сто долларов, то теперь эта же сумма представляла из себя тоненькую пачку из двадцати бумажек по пятьсот евро.
Старик жадно схватил конверт, открыл его и принялся, не спеша, пересчитывать деньги. Дзевоньский терпеливо ждал. Наконец Вебер закончил считать, кивнул: