Я ощущаю, как лихорадочно пульсирует мой мозг. Да, да, я - виновник дорожного ЧП, которое, похоже, стало трагедией для незнакомой мне женщины с зонтиком.
Сейчас я убегаю с места происшествия, хоть и не по своей воле, меня насильно увозят они. Кто - они? Их трое - двое впереди, третий рядом со мной. Я вдвое старше любого из них, этих загорелых мордоворотов с одинаково подбритыми затылками, однотипно одетых. Мой мускулистый сосед в узкой черной майке и пестрых "бермудах", на его корешах - расстегнутые до пупа расписные рубашонки.
Желтая цепь на бычьей, мокрой от пота шее водителя мутно отсвечивает, нахально лезет в глаза. В машине невыносимо душно, но стекла опущены только на два пальца - люди, подхватившие меня словно худого котенка с тротуара, предпочитают быть невидимками для водителей и пешеходов. Я слышу, как время от времени они обмениваются отрывистыми репликами, смысл которых не доходит до моего сознания. Я просто фиксирую звуки и шкурой ощущаю бьющийся в их интонациях страх:
- Сразу на седьмую?
- Охренел?! А краску?
- У Джиги навалом, жми!
- Переулком, Серый, переулком надо!..
- Не учи, блин, ученого... Кровянки вроде не было? А?!!
- У той-то? ... ее знает, не глянул...
- Жмурика нам еще не хватало, падла...
- А Джиге, Джиге... Кто ему доложит?.. Толян, может, ты, Толян, а ?!
- Да пошел ты...
Мат, мат, мат - через каждое слово, иногда ничего кроме... Я даже не пытаюсь запоминать, куда они меня везут - понимаю, что куда-то к Волге. "Ауди" петляет по улочкам между дач, сердце лихорадочно стучит. Но мне жгуче приятно, что эти крутые смертельно перепуганы. Куда больше меня, хотя уж мне-то, казалось бы, есть чего опасаться. Явные бандиты, по меньшей мере рэкетиры, уносят меня, как лиса петушка, черт знает куда, чтобы расквитаться за аварию. Но оцепенение уже проходит, и я решаюсь подать голос:
- Зачем вы меня везете? Если вы...
Договорить не успеваю: мой сосед больно бьет меня в локтем в солнечное спелетение.
- Узнаешь, сука! Заткнись!
- Еще спрашивает, - оборачиваясь и обдавая меня густым водочным перегаром, сипло выдыхает амбал, сидящий рядом с водителем. Его маленькие, глубоко запавшие глаза бегают по моему лицу, в них откровенная ненависть.
- Ништяк, ништяк... - цедит сквозь зубы худощавый цыгановатый водила. - Подразберемся...
- Собственно, в чем я...
Твердая потная лапища сжимает и тотчас отпускает мое лицо. "Смазь", вспыхивает воспоминание детства, у дворовых блатарей это называлось "смазь"...
- Бороду выдеру... папаша! Сказано тебе - заткнись!
"Проезд 6" - успеваю прочитать я, когда "ауди" внезапно сворачивает с просеки налево. Заборы с прильнувшей к ним пожелтевшей муравой, неказистые и добротные дачки, снова заборы... Смуглый сбрасывает скорость - дорога здесь грунтовая, с засохшими колеями. Машина останавливается в клубах вяло окутываюшей ее пыли.
Парень в черной майке вываливается из кабины и вперевалку бежит к последней в переулке калитке, сливающейся с облупленным зеленоватым забором. Сует зубчатую железку в щель, поворачивает и, навалясь, распахивает ворота. Запыленная "ауди" вздрагивает и с радостным рыком собаки, которую хозяева наконец пустили домой, бросается во двор. Мотор умолкает, сзади слышен стук поспешно захлопнутых ворот. Все. Приехали.
- Давай, борода, выходи!..
Я никак не нащупаю ручку дверцы. Чертовы иномарки!.. Уже выбравшийся из машины парень в черной майке заглядывает в кабину и, презрительно матюкнувшись, выдергивает меня за руку наружу.
- Иди за ним! - Толчок в спину совсем не дружеский.
Узкий проход меж изгородями, увитыми краснеющей малиной, ведет к деревянному домику с неказистым гнилым крыльцом. Я покорно бреду следом за коренастым увальнем, он на ходу стаскивает с бугристых плеч потемневшую от пота рубашку.
В двух шагах сзади меня шаркает шлепками мой амбал. Но дойти до крыльца мы не успеваем.
- Никак у нас гости? - раздается хрипловатый баритон откуда-то сбоку.
Мы останавливаемся и дружно, как по команде "равняйсь!", поворачиваем головы направо.
Из глубины яблоневого сада к ограде направляется, вытирая тряпкой ладони, невысокий сутуловатый человек примерно моего возраста - пятидесяти ему явно нет. Замызганные спортивные штаны, далеко не чистая майка, растоптанные кроссовки... В темных курчавых волосах красиво серебрится седая прядь, словно высветлена специально. Но непохоже, чтобы этот простоватый дяденька, глазки которого добродушно щурятся на нас из-под кустистых бровей, был завсегдатаем парикмахерских. Типичный дачник, вся светская жизнь его, конечно, проходит здесь, в обществе ему подобной огуречно-баклажанной профессуры, озабоченной если не гусеницами, то паршивым напором воды. Батрача на собственном участке, я время от времени удостаиваюсь их мудрых советов.
- Что за приятель, а, Максим?
Слабенький и все ж таки различимый акцент... "Лицо кавказской национальности", это несомненно. Как-то не вяжется с садово-огородной идиллией.
- Из-за этой падлы тачку гробанули! - зло выплевывает коренастый и оглядывается на меня. - И бабу сбили... На Советской Армии...
- Тю-тю-тю-тю!.. - останавливает его "типичный дачник" и недовольно дергает чуть крючковатым носом. - Не так сразу, парень! Ведите в саклю, джигиты вонючие, я сейчас...
- Слушай, Джига, в перекраску сразу бы... - подключается торопливо приблизившийся к нам водитель. - Заднее крыло тоже, блин...
Худощавое лицо хозяина дачи еще более заостряется, легким жестом, будто капли с пальцев стряхнул, он заставляет заткнуться разболтавшегося шофера. Я замечаю, что все трое сдрейфили не на шутку. Улыбочка этого Джиги в сочетании с быстро перебегающим по нашим лицам жестким взглядом, видать, ничего приятного им не сулит.
14
* * * В маленькой квадратной комнате с оклеенными голубенькими обоями стенами и щелястым полом мебели совсем негусто. Похожая на грубый топчан кровать без спинок, три некрашеные табуретки, светло-желтый старообразный комод с полукруглой горкой. За мутными от пыли, а может от времени, пластинками стекол белеют пятна чайных чашек. После знойной духоты только что, видимо, политого дворика здесь довольно прохладно. Пахнет яблоками и еще чем-то кислым, напоминающим азиатские ароматы айрана и старой овчины. Максим подбородком указывает мне на табурет и садится сам, Толян заглядывает в нижний ящик комода, роется в нем, звякает бутылками, по звуку - пустыми.
Ждали мы Джигу недолго - ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы умыться. Что договариваться о чем-либо с моими похитителями - пустое дело, мне было понятно: их реакция на его слова и мимику сказала мне все. Шестерки...
Или как там зовут их на сегодняшнем сленге - "торпеды", "бойцы"? Они сделают все, что прикажет сутулый кавказец с эффектной прядью. Вот только что он скажет? На душе было пакостно, история, в какую я влип, не сулила мне ничего хорошего. Я успел заметить вмятину на заднем левом крыле "ауди", глубокую и широкую - на всю толщину столба. Подлежит ли оно теперь ремонту? Если придется менять, то... Страшно представить, в какую сумму выльется такая починка.
Когда Джига вошел в комнату и сел на застланную лоскутным одеялом кровать, по лицу его нельзя было прочитать ничего похожего на раздражение или недовольство. Напротив, судя по тому, как хозяин дачи весело ощерился, он, казалось, был в хорошем, вполне добродушном настроении. Возможно, сегодняшние сельхозхлопоты были в чем-то особенно успешны, по крайней мере, садясь, он потирал руки с видом много и в охотку поработавшего человека. Мы трое сидели на табуретках вокруг застеленного нечистой клеенкой стола, водитель, заглянув на минутку, ушел копаться в машине. До прихода Джиги я помалкивал, Толян с Максимом, вяло матерясь, вполголоса препирались из-за цвета краски, в какую стоило бы перекрасить машину. Но, когда вошел старшой, сразу умолкли, как младшеклассники при виде учительницы. Мне показалось странным, что они не вскочили с мест.