— Как вы знаете, я расследую ночное убийство, — Начал он издалека, — и пытаюсь лучше познакомиться с теми, кто имеет к нему хоть какое-то касательство.
— Понятно, — кивнула я головой, — и моя особа вызвала у вас слишком много вопросов?
Такая прямота немного его сбила, и он даже слегка смутился.
— Именно вопросов, на которые я пока не нахожу ответов, — после заминки, согласился он. — Вот скажем…
— Простите, господин Прохоров, как ваше имя отчество? — перебила я, оттягивая неприятный разговор, который пока не знала, как построить.
— Яков Степанович, — опять сбился он.
— Яков Степанович, поверьте, я наперед знаю, что вы меня хотите спросить, но почти на все ваши вопросы у меня, увы, нет ответа.
— Знаете? — искренне удивился он. — Так о чем же я намереваюсь с вами говорить?
— Например, почему умер мой первый сопровождающий, — просто сказала я.
От неожиданности у Прохорова, слегка открылся рот и он посмотрел на меня тревожно, если не сказать, испугано.
— И отчего же он, по-вашему, умер? — придя в себя, спросил он.
— Об этом вы лучше спросите у флигель-адъютанта Татищева, когда он вернется, или у штабс-ротмистра Вяземского.
— У последнего я уже спрашивал и не только у него, оказалось, что никто ничего толком не знает!
— И я не знаю. Мы с ним едва обмолвились несколькими словами.
— Но между тем, вы с ним вдвоем провели целый день в карете и ночь на почтовой станции! Неужели он с вами ни о чем не говорил?
— Если я скажу, что не говорил, вы мне не поверите?
Прохоров отрицательно покачал головой.
— А если скажу правду, поверите?
— Постараюсь! — без улыбки, ответил он.
— Посмотрим. Дело в том, что надворный советник Ломакин, о котором вы спрашиваете, собирался меня убить, но умер раньше меня.
— Что? — вскинулся следователь. — Убить вас? За что?
— Вот этого я вам сказать не могу, сама была бы рада узнать! Эти двое, убийство которых вы расследуете, тоже приходили за тем же.
Кажется, я сумела окончательно вывести хладнокровного Прохорова из себя. Он смотрел на меня во все глаза, совершенно забыв все неприятные вопросы, которые собирался мне задать.
— Простите, вы это говорите серьезно или только что придумал?
— Вполне, — спокойно сказала я, — не верите, посмотрите сами, что они сделали с моей периной.
Я встала с кресла, подошла к кровати и сняла с нее покрывало. Прохоров живо последовал за мной и сразу же увидел сквозные дыры от кинжала в одеяле. Они его так заинтересовали, что он больше ничего не спрашивая, начал сам исследовать постель.
Чем хороши умные люди, им не нужно объяснять очевидное и все разжевывать. Прохоров сразу все правильно понял и начал мне верить. Я же мучительно думала над тем, как преподнести ему ночную историю так, чтобы сказав правду, заставить его поверить и небольшой лжи, выгораживающей меня.
Пока он исследовал постель, я стояла рядом, сочиняя правдоподобную легенду, которую нельзя ни проверить, ни опровергнуть. Когда он окончил осмотр, моя версия случившегося уже была вчерне готова.
— Значит, это вас они пытались убить? А убили их вы? Но, как и с чьей помощью? — спросил он. — Как же получилось…
В этот момент нас прервали. Дверь распахнулась, и в комнату решительным шагом вошел поручик лейб-гвардии Преображенского полка граф Воронцов. Увидев меня возле разобранной постели с незнакомым мужчиной, он остановился, как пораженный громом. Прохоров резко повернулся в его сторону и быстро сунул руку в боковой карман.
— С помощью вот этого молодого человека, — быстро сказала я, сумев за какие-то мгновения выстроить все ночное приключение в стройный рассказ.
Миша, собирался что-то сказать, но я повела бровью и он, замер с открытым ртом.
— Этот молодой человек в меня влюблен, — сказала я, опять повергнув Прохорова в полную растерянность.
Он удивленно посмотрел на меня, потом на Воронцова, потом снова на меня.
— Вчера вечером он стоял тут в карауле, — начала я. — Когда государь отменил мою охрану, он остался во дворце.
Прохоров взглянул на Мишу. Тот смутился, покраснел, но кивнул головой.
— Он продолжал охранять меня, но уже не в той комнате, — кивнула я на дверь, — а в коридоре.
Теперь мой поклонник смотрел на меня не с меньшим удивлением, чем коллежский советник, но Прохоров, слава богу, этого не видел.
— Когда он увидел двух подозрительных людей в черной одежде и масках, пошел следом за ними. Меня заперли снаружи, я уже спала и ни о чем не догадывалась. Разбудил меня упавший в той комнате стул. Я проснулась и, испугавшись, спряталась под кровать. Оттуда, — указала я на щель под кроватью, я видела, как два человека осторожно вошли в комнату, подошли к моей постели и несколько раз ударили сюда, — я показала на порезы, — ножом.
Рассказ, видимо, получился занятный и оба слушателя смотрели с жадным интересом на меня во все глаза.
— Потом я увидела, как поручик подкрался сзади к убийцам и… Впрочем, пусть дальше расскажет он сам.
Миша был умным мальчиком, и времени прийти в себя, у него было достаточно, потому он вполне спокойно досказал конец этой истории:
— Да тут и говорить особенно не о чем. Того, что был с ножом, я заколол палашом, а второго когда он бросился на меня с кинжалом, застрелил.
— Потом мы перетащили их в соседнюю комнату, — перебила я, — поручик вновь закрыл меня в комнате и охранял до рассвета. Потом он простился со мной через дверь и ушел из дворца. Это может подтвердить часовой у входа.
Наш совместный рассказ произвел на Прохорова такое впечатление, что он не задал ни одного уточняющего вопроса и просто вернулся на свое место и застыл в глубокой задумчивости.
Я кивнула Мише на свободный стул, и он тоже сел. Молчали мы несколько минут. В это время следователь обдумывал и сопоставлял описанные события. Когда он собрался заговорить, я опять его опередила.
— Яков Степанович, надеюсь, вы, понимаете, почему я не сказала всего этого государю. Здесь было много посторонних людей, и я не могла позволить, чтобы о происшедшем узнали третьи лица и особенно, мой муж. Боюсь, он все неправильно поймет и последствия для меня могут быть самые печальные. Мы все это рассказали вам, рассчитывая на ваш ум и такт!
Устоять против лести, особенно человеку, к ней не привыкшему, всегда трудно и Прохоров не смог сдержать довольную улыбку. Неприятный для меня вопрос был забыт.
— Я вас вполне понимаю, госпожа Крылова, — сказал он, — и в меру своих сил постараюсь позаботиться о вашей чести. Однако остается нерешенной загадка, кому вы так не угодили, что вас упорно хотят лишить жизни!
— Этого я, клянусь чем хотите, не знаю, — ответила я, прямо глядя ему в глаза. — До нынешнего лета я была простой крестьянкой, состояла в дворне небогатого помещика, а как только вышла замуж, начались все эти несчастья.
— Может быть, это происки родни вашего мужа? Он богатый человек?
— Отнюдь, мой муж простой лекарь и никакого состояния не имеет.
— Тем более странно, — помолчав, сказал Прохоров. — Впрочем, возможно все дело не в нем, а в вас.
— Во мне? — искренне удивилась я. — У меня здесь нет не только врагов, но и просто знакомых!
— Не скажите, — невесело улыбнулся он, — вам, вчерашней крестьянке, император целует руку и приглашает к себе в гости. Граф Пален дарит вам платья. В вас влюбился господин поручик. Думаю, у женщины, обладающей таким талантом нравиться, должно быть много недоброжелателей.
— Вы хотите сказать!.. — вскочила я с кресла.
— Ничего я не хочу, — перебил он, — я уже много о вас знаю и пока только хорошее. Я всего лишь пытаюсь раскрыть преступление!
— Мне кажется, оно уже раскрыто, и лучше подумать, как вам доложить о результатах государю, — успокоившись, сказала я, опускаясь в кресло. — Я вполне могу обойтись без участия в нем.
— Это действительно сложный вопрос, — задумчиво проговорил он. — Как я понимаю, вы не хотите в этом участвовать, а графу, — он посмотрел на Воронцова, и стало понятно, что он его знает, — будет трудно объяснить, почему он сразу после происшествия не доложил о нем своему начальству.