— Я верну вам деньги, Марья Алексеевна, — краснея от стыда, сказала Ольга Романовна.
— Вы хотите знать, когда умрете, госпожа Понкрашина? — вмешался в разговор прорицатель.
Все замерли. Даже полная матрона, услышав свое имя от незнакомого человека, смутилась но, не желая терять лица, пробормотала:
— Желаю, я денег на ветер не бросаю.
— Извольте, умрете вы ровно через семь дней от апоплексического удара, когда получите известие, что ваш сын Андрей Платонович проиграл в карты сорок тысяч рублей, — на плохом русском языке сказал граф.
— Андрей? В карты? Это ложь! Чтобы мой сын? Да как вы смеете! — закричала Понкрашина и, глядя с ненавистью на графа, начала усиленно обмахиваться веером.
Не знаю, как получилось, но вокруг нее тотчас образовалась пустота, и она сидела как бы одна за большим столом. Предсказание близкой смерти так напугало публику, что в головах у всех была лишь одна мысль, скорее отсюда уйти. Сам прорицатель теперь вызывал панический ужас.
— Мне кажется, больше желающих задать мне вопросы, нет, — сухо сказал он, быстро поднимаясь с кресла. — Посему, дамы и господа, позвольте откланяться.
Ответом ему было общее молчание. Никто не шевелился и все смотрели на странного иностранца, что называется, остановившимся взором. Граф слегка склонил голову и легкой походкой пошел к выходу. Княгиня Щербатова первой опомнилась, вскочила и быстро пошла вдогонку с толстым конвертом в руке. Прорицатель приостановился в дверях, взял из ее руки гонорар и исчез, будто его тут и не было.
— Однако, — задумчиво сказал покупатель тамбовского имения, — как же быть, верить ему или нет? Ведь он, подлец, точно назвал даже сумму, которую с меня просит барышник!
— Врет он все, — визгливым голосом заговорила худая дама, чей муж крутил шашни с купчихой Протасовой. — Про купчиху я еще поверю, но чтобы с моим кобелем махалась Пелагея Ивановна — никогда! Она такая святоша, что кроме молитв ничего не знает!
— Конечно, он все врет, — дружно поддержали ее остальные, с сочувствием глядя на приговоренную к смерти Марью Алексеевну.
Та сидела, налившись багровым цветом, и у большинства гостей появилась мысль, что предсказатель ошибся, и она умрет не через неделю, а сейчас, здесь же за столом и именно от апоплексического удара. Однако Понкрашина умирать пока не собиралась, напротив разразилась такими проклятиям, что теперь уже не только Ольге Романовне, но и всем остальным стало за нее стыдно.
Вечер кончился, гости начали незаметно уходить. Вскоре осталась одна толстая Понкрашина, страстно доказывающая хозяйке, что ее сын Андрюша ангел во плоти, о картах не имеет никакого понятия и у нее никогда не случится удара. Наконец, она тоже встала и, ничтоже сумняшеся, получила с хозяйки, обещанные сто рублей, после чего, наконец, ушла. Мы остались втроем.
— Господи, как я устала, — грустно сказала княгиня Щербатова. — И зачем только я согласилась принять эту тиранку! Ведь она буквально силой вырвала у меня приглашение!
— Интересно, он говорил правду? — спросил Миша, скромно улыбаясь.
— Он всегда говорит правду, — ответила княгиня. — Так что быть тебе, Мишель, светлейшим князем и фельдмаршалом.
Она с удовольствием глядела на счастливого племянника и улыбалась своим мыслям. А были они, увы, обо мне. Не знаю почему, но я так понравилась этой взрослой женщине, что она уже представляла себе нас в объятиях.
— Ну, а вы, Александр, какого мнения о графе? — ласково обратилась она ко мне.
— Самого высокого, — ответила я, — он знает, что говорит.
— Да, вы как я поняла, ко мне по какому-то срочному делу? — вспомнила княгиня.
— Вы правы, my aunt, — сказал Миша, — что вам известно об императоре Иоанне Антоновиче?
— Мне? — растерялась Щербатова. — А почему мне должно быть что-то о нем известно?!
— Но ведь вы же были женой историка! — серьезно сказал Воронцов. — Моему приятелю крайне нужно узнать все, что об этом императоре известно!
— Но я сама никогда не интересовалась историей, — виновато сказала Ольга Романовна. — Мой конек — оккультизм и мистика. Вот если бы был жив Михаил Михайлович, он бы, наверное, что-нибудь вам рассказал.
— Вот незадача, а я так рассчитывал на вашу помощь, — грустно сказал Миша. — Теперь даже не знаю, к кому обратиться. Я так мало имею знакомств в Петербурге. Может вы, my aunt, что посоветуете?
Ольга Романовна задумалась и нашла выход:
— Вам нужно поговорить с литератором Николаем Михайловичем Карамзиным, он очень интересуется историей, и часто приходит смотреть бумаги моего покойного мужа.
— Это какой Карамзин, — с душевным трепетом спросила я, — тот, что написал историю о бедной Лизе?!
— Он самый, вы тоже любите эту замечательную повесть?
— Обожаю! — от всего сердца воскликнула я. — Когда мне довелось ее читать, я так плакала… то есть, плакал! — быстро поправилась я.
К счастью мою обмолвку никто не заметил.
— Право, это какое-то фатальное совпадение, у нас с вами, видимо, родственные души! — потеплев глазами и сердцем, проговорила Ольга Романовна. — Я тоже, когда ее читала, рыдала как маленькая девочка!
Миша рассеяно слушал наш разговор и думал о том, о чем обычно думают все мужчины, глядя на хорошеньких женщин, о наших прелестях, а не о литературных переживаниях.
— Послушайте, my aunt, — прервал он интересный разговор о переживаниях, — может быть, вы возьмете на себя труд переговорить с этим литератором, нам с Александром уже пора возвращаться в полк.
— Миша, что за глупости, — разволновалась Ольга Романовна, — только пришли и уже уходите! Я вас никуда не отпущу. Мне очень интересен твой товарищ, не так часто найдешь среди молодежи серьезное отношение к жизни и искусству. Мне вообще кажется, что теперь наступают последние времена. Молодежь совершенно ничем не интересуется, никто ничего не хочет знать, и все молодые люди думают только о карьере и деньгах!
— Тетушка, я бы с радостью вас удовлетворил, — виновато сказа Воронцов, — только, право, нам нужно в полк. Уже час ночи, скоро рассвет и нас могут хватиться.
— Ах, милый, как ты меня огорчаешь, — сказала Ольга Романовна. — Что ж, воля ваша, идите, только дайте слово, что непременно будете у меня в ближайшее же время!
— Будем, это я обещаю почти наверняка, — сказал молодой граф, целуя тетку в щеку.
Мы встали, Миша быстро, а я неохотно. Мне предстояло ему объяснить, что мне никак нельзя возвращаться в Зимний, но как это сделать, я не знала.
Ольга Романовна позвонила в колокольчик, и в комнату вошел все тот же пожилой слуга.
— Парамоша, — ласково сказала ему Щербатова, — проводи господ офицеров.
Однако слуга, вместо того чтобы пропустить нас в дверь, замешкался на пороге и, смущенно кашлянув, доложил:
— Барыня, там еще какой-то господин военный пришел.
— Что еще за военный! — встревожилась нарушительница государева указа о комендантском часе.
— Их благородий спрашивает! — ответил слуга. — Фамилия у него какая-то не наша.
— Это Огинский, — догадался Миша. — Интересно, что ему тут?.. Он же должен быть во дворце!
— Проводи его сюда, Парамоша, — сразу успокоилась княгиня.
Старик вышел.
Теперь встревожились мы с Воронцовым, не понимая, что заставило Огинского прийти сюда. Впрочем, выяснилось это спустя минуту. Огинский вошел и, увидев нас в присутствии красивой дамы, поклонился и, шаркнув ножкой, представился. Ольга Романовна ему ласково улыбнулась и допустила к ручке.
— Простите, княгиня, за неурочный визит, но мне нужно срочно переговорить с товарищами, — сказал он.
— Пожалуйте, молодые люди, секретничайте, я не буду вам мешать, — с улыбкой, ответила она и отошла в другой конец гостиной.
— Случилась беда, — тихо проговорил Александр, едва Щербатова отошла. — Во дворце опять объявились убийцы!
— То есть, как это — убийцы? — чуть громче, чем следовало, воскликнул Воронцов. — Говори толком, что случилось!
Ольга Романовна услышав его неосторожное восклицание, незаметно вернулась назад, чтобы слышать наш разговор.