— Ну, что стоишь столбом, пошли, сам ведь меня торопил, — сказала я, словно по волшебству превратившись из молодого человека, в пожилую женщину.
— Пошли, барин, то есть, барыня, — смущенно согласился он, так и оставаясь с открытым ртом. — Вон там есть пролаз, — запоздало, остановил он меня, когда я пошла к заложенным изнутри брусом воротам.
Мы поспешно направились к глухому, дощатому забору. Сидор уже пришел в себя от удивления, только когда смотрел на меня, недоуменно качал головой. Пока вокруг все было спокойно. Чтобы освободить руки, я запихала за пазуху полученный от Евстигнея пакет с деньгами. Мой проводник, уверенно приблизился к известному ему месту и развел в стороны оторванные с гвоздей доски. Я пролезла в образовавшуюся щель и оказалась в переулке. Он выбрался вслед за мной, поставил доски на место и облегченно вздохнул.
В переулке никого не оказалась, только далеко впереди шла какая-то баба с узлами в руках. Нас она не видела.
— Туда, — сказал Сидор, и мы пошли следом за ней.
Я не знала, можно ли мне откровенно разговаривать с проводником, и на всякий случай послушала, о чем он думает. Однако ничего интересного не узнала, он еще не пришел в себя от моей метаморфозы и думал только о том, какие развратные в Москве барыни, не стыдящиеся ходить в мужском платье.
Точно баба! По всему видать баба! — косясь на меня, окончательно решил он. Однако тотчас сомневался. — А с другой стороны — как посмотреть. Ведь был-то молодой парень! И что ж это такое на свете делается! Совсем, видать, люди стыд и совесть потеряли! Баба или парень? А как узнаешь? Не иначе тут какое-то колдовство!
Я решила, что он обо мне ничего не знает, и его Евстигней нанял, чтобы только куда-то меня отвести.
— Далеко нам идти? — спросила я, когда мы отдалились от ресторации на сотню саженей.
— А что Иван Иванович вам, ба… — он помялся, не зная как меня назвать, чтобы не обидеть и попросту, пропустил обращение, — не говорил?
Понять, кого он называет Иваном Ивановичем, было несложно.
— Не успел.
— Да тут не очень далеко, сперва прямо по этой улке, потом туды, — он указал пальцем направление, мы там на постоялом дворе стоим.
— Ты что, не здешний?
— Кто? Я-то? — уточнил он. — Нет, я дальний, прибыл по торговым делам.
— Сидор, откуда ты знаешь Ивана Ивановича? — спросила я, когда мы вышли из узкого переулка на большую, мощеную камнем, улицу.
— Давеча познакомились на постоялом дворе. Он как узнал, что я из Шуи, приказал быть при себе и наградил тремя рублями, — охотно объяснил провожатый. А сегодня велел стоять возле дверей и помочь молодому господину одеться бабой. А вы, простите, кем будите барыней или барином?
— Сейчас барыней, а как сниму капот, да надену треуголку, стану барином, — охотно, объяснила я.
Сидор обдумал мой ответ, но, по здравому размышлению, он его не удовлетворил. Он очень хотел спросить, если я «барин», то откуда тогда у меня длинные женские волосы, но не рискнул лезть в господские дела. Решил про себя, что подсмотрит, как я буду «ходить по малой нужде» и тогда определит к «мужскому или женскому званию» я отношусь.
Мысли у него были простые и короткие. Понимать их было легко, но не интересно. Между тем мы быстро шли по людной улице, не привлекая к себе внимания. Я надвинула дурацкий чепчик на самые глаза, смотрела под ноги и, надеюсь, со стороны походила на обычную небогатую мещанку, спешащую по своим делам в сопровождении то ли слуги, то ли мужа.
Мы скоро добрались до недорогого постоялого двора, расположившегося недалеко от Сенного рынка на Лубянской площади. Здесь по дневному времени почти не было постояльцев, и мы сели в общем зале за большой деревянный стол.
— Что, Сидор, нашел себе в Москве сударышку? — насмешливо спросил разбитной половой в засаленном до черноты фартуке.
Сидор пробормотал что-то невразумительное, чем привел полового в непонятный для меня восторг.
— Смотри, узнает жена, все зенки выдерет! — захохотал он и оставил нас в покое.
— Плохой тут народ, — сообщил мне житель Шуи, — сплошь мазурики. А вы, барыня, откуда будете?
— Я из деревни, — ответила я.
— Это хорошо, сельские люди серьезные и уважительные, не то, что москвичи, — похвалил он. — А за что на вас варнаки ополчились? — осторожно, спросил он.
— Не знаю. А ты сам чем занимаешься и как попал в Москву?
— Я по купечеству, прибыл сюда за товаром, — сразу приободрившись, не без удовольствия, сообщил он.
— У тебя что, своя лавка?
— Нет, лавки мы пока не имеем, — смущенно ответил он, — мы больше вразнос торгуем.
— Выходит ты коробейник?
— Выходит, — вздохнул он. — Ничего, подсоберу деньжат, тогда и на моей улице будет праздник! Открою лавку, разбогатею и стану первым человеком. Сначала всем трудно, но я посчитал, если собирать копейку к копейке, то можно быстро разбогатеть!
Сидор мечтательно прищурил глаза и начал фантазировать на тему предстоящего богатства и успеха. Я делала вид, что слушаю, а сама пыталась понять, как будут развиваться последующие события. После десятидневного перерыва я как-то отвыкла от ощущения опасности и немного трусила. Сегодняшнее происшествие случилось так неожиданно, что я еще не до конца пришла в себя.
— А Иван Иванович говорил, когда он сюда придет или что нам делать дальше? — прервала я косноязычный монолог будущего миллионера.
Сидор не сразу смог отвлечься от своего богатства, но как-то сумел выбраться из воздушных замков, вздохнул и скучным голосом ответил:
— Ничего такого они не говорили. Только велели ждать вас с платьем возле дверей и привести сюда. Я думал, вы что знаете. А кто мне обещанные деньги заплатит?
Когда он заговорил о плате, я вспомнила о свертке, который второпях засунула за пазуху. Смотреть, что в нем, при свидетеле не рискнула и, успокоив коробейника, что разочтусь с ним сама, позвала полового и спросила где мне можно привести в порядок одежду. Тот насмешливо на меня посмотрел и указал на какой-то полутемный чулан.
Оказавшись одна, я вытащила сверток, развернула его и обнаружила там пачку ассигнаций, паспорт на имя московской мещанки Авдотьи Терентьевой тридцати шести лет от роду и записку. Спрятав деньги и документ во внутренний карман сюртука, я с трудом разобрала торопливые каракули. Записка была без подписи, но это меня не смутило. Евстигней был краток:
«Как прочтете, немедленно уезжайте. За вами идут по следу. Все ваши дела я завершу».
— Может, закажем щей? — спросил меня Сидор, когда я вернулась. — Щи здесь хорошие, с наваром!
Точно с наваром, подумала я, увидев, как по столу ползет здоровенный таракан.
— Нет, нам нужно ехать, иди, запрягай лошадь. Поедим по дороге.
— Как это ехать? А товар? — искренне удивился он. — Мне еще товар нужно купить!
— Потом купишь!
— Никуда я без товара не поеду, — неожиданно заупрямился коробейник. — Я что, просто так триста верст с гаком отмахал! За три-то рубля!
— Я тебе дам еще двадцать, — предложила я.
— Тридцать, — начал он торг, посмотрел на меня и торопливо добавил, — и семь!
— Двадцать семь и еще десять если поторопишься! — предложила я.
— Нет, так не пойдет, я своею цену знаю, — начал, было, спорить Сидор. — Как это двадцать семь и десять? Это сколько будет? — он посчитал в уме, и сорвался с места. — Сей минут, барыня, все будет готово!
Глава 18
Из Москвы мы выбрались безо всяких сложностей. Дорога была не столбовая, а обычная проселочная, почти без сторожевых постов. Нас только пару раз останавливали будочники, но, взглянув на возчика и пассажирку, даже не спрашивали паспорта. Ехали мы очень медленно. Маленькая мохнатая лошаденка с трудом тащила скрипучую телегу. Она упиралась в дорогу всеми четырьмя ногами, и при каждом подъеме укоризненного поглядывала на хозяина. Окованные колеса прыгали по всем дорожным выбоинам, и телегу трясло так, что я всерьез боялась за своего будущего ребенка.