— Я никогда не пыталась вмешиваться в ваши дела, — сказала Элизабет Ольденбург-Квентин, — наоборот, я всегда старалась относиться уважительно к вашей личной жизни. Это вы должны признать…
— Охотно, если вы придаете этому значение. — Капитан фон Бракведе с настороженным интересом разглядывал свою секретаршу, которая подчеркнуто отмежевывалась от него. — Вас снова что-то тревожит?
— Бестактность, с которой вы пытаетесь втянуть в ваши дела лейтенанта.
Они сидели за столиком в офицерской столовой на Бендлерштрассе. Со стены на них взирал Гитлер — его портреты были непременной частью обычного немецкого интерьера. Огромное помещение с помпезным убранством, в котором когда-то собирался по праздникам весь офицерский корпус Берлинского гарнизона, теперь пустовало. Но это огорчало лишь немногих офицеров, служивших на Бендлерштрассе. Люди, уже привыкшие к частым бомбежкам, даже если им предоставлялась возможность хотя бы недолго побыть в комфорте, относились к этому равнодушно.
— Между нами, графиня, существует некое принципиальное соглашение. Мы условились, что вы подшиваете у меня дела, но ничего не знаете о содержании документов, которые в них находятся. Вы составляете бумаги для меня, но вам также неизвестно их содержание. Вы ведете разговоры по телефону, но не запоминаете ни фамилий, ни дат, ни фактов.
— Я знаю, вы стараетесь не подвергать меня опасности. Однако вы, вероятно, догадываетесь, что я не могу полностью отключить свой разум и чувства. Ну ладно, большую часть из того, что вы мне доверили, я уже забыла. Но я не могу оставаться равнодушной, когда вижу, что вы творите над своим братом.
— Как лестно для него ваше участие!
Капитан фон Бракведе огляделся. Кажется, их никто не слышал. Занято было лишь несколько столиков; офицеры, сидящие за ними, равнодушно впихивали в себя и молча жевали жесткое мясо.
— Знаете, графиня, я не занимаюсь благотворительностью, но умею ценить людей, которые это делают. Своему брату я позволил бы трудиться на этой ниве, если бы вы пришли к выводу, что это целесообразно. Вы не против?
Графиня Ольденбург не ответила, так как к их столику подсел полковник Мерц фон Квирнгейм, не забыв предварительно испросить разрешения, как того требовал этикет. Естественно, они не отказали ему. С несколько смущенной улыбкой полковник поправил очки в черепаховой оправе, похожие на те, что обычно носят ученые. Его голый череп матово отсвечивал. Сначала он сделал комплимент графине, затем обратился к графу фон Бракведе: мол, он, Мерц, несколько озабочен, потому что этот Майер из гестапо кажется не таким уж безобидным.
Капитан сказал, что разделяет мнение полковника, и добавил:
— Но именно это и облегчает дело. Майер прожженный тип, поэтому его можно обвинять во многом.
Ординарец поставил перед полковником тарелку с мутной жидкостью, в которой плавало несколько разваренных зерен риса, и Мерц фон Квирнгейм сосредоточенно заработал ложкой. Однако это не помешало ему продолжать разговор.
— Гестапо — это Гиммлер, а Гиммлер добивается, как известно, поста командующего армией резерва. Он ухватится за любую возможность, чтобы сделать гадость нашему генерал-полковнику, а следовательно, и нам. А этот Майер, по-моему, именно тот тип, который сумеет подыскать для рейхсфюрера необходимый предлог, чтобы утвердиться на Бендлерштрассе.
— Подыскать-то предлог Майер, может быть, и сумеет, но не пустит его в ход, пока не обдумает все как следует, — настороженно поднял голову Бракведе. — Служить в гестапо для любого человека невыносимо, если он, конечно, не идиот, не садист, не фанатик и не интриган. От Майера всего можно ожидать, но он безусловно не глуп. Вот почему я поддерживаю с ним контакт и как раз собираюсь заключить закулисную сделку.
Мерц фон Квирнгейм отодвинул пустую тарелку и сказал:
— Вы затеяли опасную игру, — а потом рассудительно добавил: — Всегда трудно сделать правильный выбор. Вот и мы здесь, на Бендлерштрассе, уже несколько лет как стараемся «держать конюшни в чистоте». И все же время от времени появляются люди вроде обер-лейтенанта Герберта, который чуть было не выдал Лемана гестапо.
— Этот Герберт или витает в облаках, или круглый дурак, — равнодушно заметил капитан. — Но я думаю, что такими людьми не стоит бросаться, они могут служить прекрасным прикрытием для нас. Разве в нашем положении нам повредят несколько здоровенных парней, слепо размахивающих знаменами рейха на переднем плане?
Мерц фон Квирнгейм слегка сощурил глаза — они утонули в сети мелких морщин. Казалось, его позабавили рассуждения капитана. Потом он вдруг вспомнил, что у него срочный разговор по телефону, быстро встал и вышел.