Модерность отступала и наступала волнами, и лишь последняя волна совпадает с началом XX века. Начиная с XIII века мы видим, как культурные прорывы иллюстрируются портновским искусством, новой, резкой визуализацией человеческой внешности, и по большей части речь идет исключительно о внешности мужской. Женское платье реагировало на мужское самоутверждение в области костюма противоположными сигналами. Оно подчеркивало консервативные элементы и усиливало признаки покорности, а также потихоньку «воровало» некоторые внешние детали. Приблизительно с 1515 года процесс заимствования деталей стал особенно заметным. Далее заимствование отдельных деталей мужской одежды превратилось в стандартный прием, фантазийное добавление к специфически женским ухищрениям. Обратное заимствование случалось гораздо реже. Очевидно, что самые быстрые (и самые сексуальные) перемены в западном костюме коснулись именно мужской моды, начиная собственно с возникновения моды как таковой на исходе XII века и далее в пору сдвига к модерности, который бросил вызов всем следующим поколениям.
С поздней Античности и до XII века европейская схема костюма предлагала мужчинам и женщинам одинаковые мешкообразные костюмы, с прямыми швами, то есть без округлых пройм и без подгонки к телу. Третье измерение в процессе создания костюма не учитывалось, оно появлялось в тот момент, когда человека тем или иным образом оборачивали в ткань, подпоясывали ее и закрепляли. Такое платье до сих пор носят во многих регионах Востока, в обществах, чьи традиции остались непричастны моде в нашем понимании слова. Например, когда жители Непала попытались подражать западному образцу, они вновь воспроизвели старинное правило: мужчины устремились к модерности и носят костюмы западного кроя, а женщины по-прежнему драпируются так же, как ранее это делали оба пола.
В раннем Средневековье мужские туники, наверное, были короче женских, но оба пола носили свободно свисающую одежду, подобно древним грекам и римлянам, которые надевали более короткие туники для активного движения на войне, во время работы, спортивных занятий или состязаний, однако для различных государственных церемоний тоже облачались в длинные одежды. В средневековой одежде основное различие между полами заключалось в том, что к своим коротким туникам мужчины добавили отдельный предмет одежды для ног, свободно подтягиваемый к поясу и там закрепляемый, и свободные же подштанники, завязываемые под этим предметом. Оба эти дополнения, хорошо подходящие к европейскому климату, были принесены в Средиземноморье племенами, вторгавшимися с севера и северо-востока. В глазах греков и римлян штаны первоначально обладали мощной притягательностью запретной вещи, будучи ненавистной приметой врага. Женские чулки-невидимки доставали не выше колена, и женщины обходились без штанов, даже поддевочных. Таким образом у мужчин уже формировалась более нюансированная оболочка тела, хотя пока еще вся состоявшая из мешковатых и свободно свисающих элементов.
Искусство раннего Средневековья демонстрирует, как художники визуально создавали красоту раннесредневековой одежды, изобретая изящные соответствия складкам, текстуре, слоям ткани в гармонии со стилизованными изображениями рук и ног, сочетая элементы человеческого тела с абстрактными линиями драпирующей ткани, в точности как греческие скульпторы и вазописцы. Резчики, художники, книжные иллюстраторы и мастера средневековых мозаик были, несомненно, более одаренными кутюрье, чем тогдашние портные с их прямым кроем и прямым швом. В этих произведениях искусства уже проглядывает мода, готовясь к появлению в реальном мире.
Однако первые революционные события в европейской моде были связаны с появлением в конце XII века пластинчатых доспехов (лат), поскольку позднейшие фасоны мужской одежды стремились им подражать. И пусть возникшая в результате мужская мода преувеличивала, сдавливала, приукрашала или перегружала мужское тело, целиком покрывая его поверхность, с этой поры основной ее задачей стало выставить напоказ формы человеческого (мужского) тела. Новые доспехи принципиально отличались от классической брони, которая следовала идеалу обнаженного тела и потому превращала корпус и отчасти руки и ноги в подобие металлической скульптуры, воспроизводящей рельеф мышц, а другие части тела оставляла на виду.