Потом, ближе к концу шестого десятка, его жизнь вдруг вылетела из идеально отполированной колеи. В 1998 году, после нескольких лет лечения от рака груди, умерла Линда. Четыре года спустя он женился на Хэзер Миллс, бывшей модели и устроительнице благотворительных кампаний, к неприкрытому неудовольствию своих детей; еще через шесть лет пара разошлась под гнусное улюлюкание бульварной прессы, не виданное никогда раньше даже в поп-мире. Впервые в истории никому не хотелось быть Полом Маккартни.
С тех пор как Йоко пригласила меня посетить «Дакоту» сразу после смерти Джона, она дала мне еще несколько эксклюзивных интервью. В 2003 году мы встретились в Париже, и она согласилась помочь мне в написании того, что должно было стать первой серьезной, полномасштабной биографией Леннона. Даже оставляя за скобками мою непростую историю отношений с Маккартни, я был убежден, что надеяться на какое-либо его участие бессмысленно. Несмотря на проявление солидарности на публике, в его отношениях с Йоко продолжал царить глубокий ледниковый период, в том числе по таким вопросам, как порядок написания авторов песен (Леннон — Маккартни) или доля Джона в авторских правах на маккартниевскую «Yesterday». Если Йоко была на моей стороне, это определенно должно было означать, что он будет на противоположной.
Как бы то ни было, я полагал, что будет элементарной данью вежливости донести до него, через его тогдашнего пиарщика Джеффа Бейкера, что я пишу биографию Джона и что она ни в коей мере не будет «против» Маккартни. Две недели спустя у меня в офисе зазвонил телефон, и я услышал знакомый голос с легким ливерпульским прононсом: «Алло… Это Пол беспокоит». Если б только у меня хватило наглости спросить «Какой Пол?»!
В ответ на мою изумленную немоту раздался тихий смешок. «Да уж… Ты ведь, наверное, и не думал, что я могу позвонить, правда же?»
Он сказал, что звонит из любопытства, «посмотреть, что это за человек, который, судя по всему, очень сильно меня ненавидит». В результате мы проговорили минут пятнадцать. Но это не был разговор между журналистом и самой большой в мире поп-звездой. У меня не было никаких надежд, что он поможет мне с биографией Леннона, поэтому я не стал по-репортерски лавировать, как это обычно делается, когда выуживаешь цитаты у знаменитостей. Я говорил с ним на равных, как человек с человеком — без почитания, но с растущим уважением. Мегазвездам никогда не приходится делать что-то неприятное или неудобное, если они сами того не хотят, и однако же, несмотря на всех своих ассистентов, он не поленился лично мне позвонить.
Когда я сказал, что не рассчитываю, что он даст мне интервью для ленноновской книги, он не стал спорить: «А то будет выглядеть, как будто я тебя специально поощряю за все гадости, которые ты про меня написал». С другой стороны, сказал я, есть некоторые конкретные вопросы по фактам, на которые может ответить только он, — не согласился бы он это сделать хотя бы по электронной почте?
«Хорошо», — сказал он.
Как я уже выяснил в 1965 году в Ньюкасле за кулисами «Сити-холла», битловское «да» не всегда означало согласие. Но в данном случае все оказалось правдой. Я отправлял вопросы по электронной почте его пресс-агенту Холли Диэрден, и мне сразу же приходили надиктованные ответы — от полдюжины слов до пары сотен.
Некоторые из них наконец осветили важные темные места из ранней истории Beatles. Например, говорили, что в их гамбургскую пору он был единственным свидетелем того, как перебравший алкоголя и таблеток Джон якобы ударил ногой по голове их тогдашнего бас-гитариста Стю Сатклиффа, что, возможно, стало первопричиной случившегося у него позже смертельного кровоизлияния в мозг. Нет, такого инцидента он не припоминает. Другие, не столь сенсационные откровения были не менее интересны. Правда ли, спросил я, что, когда они начали на пару сочинять песни, левша Пол мог играть на праворукой гитаре Джона и наоборот? Потому что если да, это было бы прекрасной метафорой для творческого симбиоза двух во всем остальном совершенно разных личностей — при котором один мог заканчивать песню, начатую другим.
Да, ответил он, так все и было.
В июне 2012 года я наблюдал, как теперь уже семидесятилетний сэр Пол выступал в роли хедлайнера вместе с другими рыцарями мира поп-музыки — сэром Элтоном Джоном, сэром Клиффом Ричардом и сэром Томом Джонсом — на концерте в Букингемском дворце, посвященном бриллиантовому юбилею королевы. Облаченный в темно-синий военный китель, напоминая посолидневшего сержанта Пеппера, он по-прежнему играл на своем «жмотском» скрипичном басу. Притом что «Imagine» Леннона является, возможно, самым популярным в мире светским гимном, к этому моменту его «Hey Jude» уже превратилась во второй государственный гимн Британии. Два месяца спустя, опять же в присутствии королевы, он и «Hey Jude» стали завершающим аккордом церемонии открытия Олимпийских игр в Лондоне, на которую было потрачено 27 миллионов фунтов. В этот момент не было ничего, за исключением сидящей в королевской ложе маленькой женщины в поблескивающем наряде, что Британии так же сильно хотелось бы предъявить миру в качестве своего национального достояния.