Знаменит и иной Нью-Йорк, метко прозванный «городом желтого дьявола», вместилище непостижимых человеческому рассудку противоречий и пороков, столица гигантского преступного синдиката «Коза ностра» («Наше дело»), созданного переселенцами из Италии — членами тайного сицилийского братства сообща с американскими коллегами-гангстерами. Загадочен и опасен город в тех жилых кварталах, что лежат между пристанями и складами Ист-Ривер и Гудзона и небоскребами делового и торгового центров. В полутемных улочках, среди старых домов и мрачных строений безраздельно властвует не знающая жалости мафия. Сравнительно неподалеку расположен еще один район, площадью всего в шесть квадратных километров, который также предпочитают обходить стороной нью-йоркские обыватели. Он находится между Ист-Ривер и Бродвеем с одной стороны и 110-й стрит и рекой Гарлем — с другой. «Здесь, на задворках преисподней, стоит Гарлем, помнящий прежнюю ложь, прежние пинки в зад, прежнее «будь терпелив», — все, что было…» — так писал о нем негритянский поэт Лёнгстон Хьюз.
Гарлем часто называют «гетто для черных», но на первый взгляд он ничем не напоминает замкнутую со всех сторон территорию, отведенную для принудительного поселения. Нет тут ни стен, ни колючей проволоки (изобретенной, между прочим, американским ковбоем Джеймсом Глидденом в 1874 году), ни грозных стражей, останавливающих при входе и выходе. Да и по внешнему виду Гарлем мало чем отличается от других жилых районов Нью-Йорка. Разве что пониже и победнее сложенные из грязно-коричневого кирпича дома с характерными наружными лестницами и крылечками, а на улицах, завешанных гирляндами из белья, заметно больше мусора.
Сумерки скроют мусорные кучи и запыленные окна, провалы пустырей и бесформенные громады свалок, но ненадолго. Все восстановится, когда зажгутся уличные фонари, и их яркий желтый свет растворит темноту.
Но даже при таком освещении случайно или по делам забредшего сюда прохожего ни на минуту не покинет предчувствие опасности. Угроза может исходить от миловидной стройной негритянки, с нарочито безразличным видом стоящей рядом с металлической бочкой, из которой выбиваются язычки горящего мазута. Не столько опасна эта гарлемская жрица продажной любви, сколь опасен ее дружок-покровитель, готовый обобрать до последней нитки возможного клиента. Лучше обойти стороной и группу молодых негров, столпившихся у дверей отеля «Брэддок». Кто знает, что на уме у этих ребят. Ждут ли они очередного постояльца, чтобы поднести его чемодан, услужливо открыть двери, сбегать за такси и получить положенные чаевые? Или эти парни, уже неспособные жить без опьяняющей силы наркотика, пытаются определить среди редких прохожих того, кто безропотно даст увести себя в темную подворотню, где с унизительной поспешностью отдаст все, что сгодится для обмена и покупки кокаина, морфия, героина? Жажда продлить болезненное возбуждение лишает воли, разума, доброты, нередко заставляет совершить самое страшное из преступлении — лишить жизни себе подобного…
В двадцатые годы у Гарлема была иная слава. Именно сюда во время первой мировой войны и после ее окончания устремились десятки тысяч негров со всех концов Америки. Одни приехали в Гарлем с надеждой, что промышленному Северу потребуются их сила, ловкость и выносливость, другие — получить образование в школах, колледжах, университетах, не столь сильно, как на Юге, зараженных расизмом. В Гарлеме собрались лучшие представители негритянской творческой интеллигенции, которые горели страстным желанием показать Америке, да и всему миру, на что способен угнетаемый и бесправный народ. В истории негритянской культуры начался период, впоследствии названный «Гарлемским возрождением».
Американские читатели, к удивлению своему, обнаружили, что авторы понравившихся им очерков и статей Ален Локк, Горас Мэн Бонд, Мери Черч Теллер или Келли Миллер обладают темной кожей, но от этого они пишут не менее увлекательно и остро, чем белые публицисты.
Крупнейшие американские издательства, «Харпер», «Макмиллан», «Викинг», «Харкорт» публикуют прозу и поэзию Уильяма Дюбуа, Чарлза Чеснота, Ленгстона Хьюза, Клода Маккея, других авторов. В литературе США появляются новые герои, новые темы, раскрывающие богатство и свежесть негритянского фольклора, показывающие нравственную чистоту, благородство души и здравый ум чернокожего народа Америки. Негритянские литераторы обращаются к прошлому, повествуют о жизни свободных предков на африканской прародине, о подвигах темнокожих воинов в годы войны между Севером и Югом.
Переполнены неуютные грязноватые залы дешевых кинотеатров, расположенных на городских окраинах. Здесь с успехом демонстрируется одна из первых картин кинофирмы «Линкольн», которую основал актер негр Н. Джонсон, — «Солдат К.», повествующая о доблести негритянских кавалеристов в гражданской войне. Любимыми героями американской детворы становятся храбрый и сметливый Братец Кролик, постоянно попадающий впросак Братец Лис, находчивый Братец Опоссум, незадачливый Братец Медведь и другие персонажи добрых и смешных сказок старого темнокожего дядюшки Римуса, записанных известным литератором, собирателем негритянского фольклора Джоэлем Чендлером Харрисом.
Необычайную популярность во всем мире приобретает джаз — оригинальное и, думается, наиболее яркое творение черною населения Америки. Именно в джазе нашли выражение национальные особенности его создателей. Кому творить джазовую музыку, как не неграм с их природной ловкостью, быстротой, с их удивительным чувством ритма, способностью украсить сложными и причудливыми мелодическими узорами самый простой и избитый мотив, придав ему любые оттенки своего настроения — от благодушного до печального.
Утверждение негритянского творчества, завоевание им прочных позиций в американском искусстве начала двадцатых годов тесно связано с ростом и распространением по всей стране движения за возрождение негритянской нации. Разнороден состав его участников, различны предлагаемые ими средства для достижения общей цели. Одни ограничиваются требованием писать слово «негр» с большой буквы, подобно тому как пишется по-английски слово «американец» или названия всех прочих национальностей. Иные открыто призывают к оружию, считая, что только силой можно добиться от белых хозяев Америки подлинной свободы. Гарлемский поэт Клод Маккей пишет стихотворение «Если мы должны умереть», в котором грозно звучат такие строки: «О, братья! поглядим врагу в лицо! В удар последний вложим наши силы, и разве испугают храбрецов разверстые голодные могилы?» Это стихотворение, по словам негритянского критика Чарлза Джонсона, отразило «настроение нового негра».
Гарлем тех лет — духовный центр «новых негров», уже познавших себя, уверовавших в реальность будущей свободы. Здесь в июле 1919 года и поселился выпускник колледжа Ратжерса Поль Робсон.
На провинциала обычно угнетающе действуют такие огромные города, как Нью-Йорк. Немногим удается быстро приспособиться к оглушающему шуму и головокружительным скоростям движения на улицах, к суетливому мельканию незнакомых лиц, к подавляющему разнообразию и обилию учреждений, магазинов, ресторанов, кинотеатров.
Поль одинаково спокойно чувствовал себя и среди своих в Гарлеме, и в белых кварталах Нью-Йорка, где, как шутили гарлемские обитатели, «цветной подобен мухе в молоке». Новые впечатления, множество знакомств не могли отвлечь его от главной цели переезда в Нью-Йорк — получить высшее образование в одном из старейших учебных заведений Америки — Колумбийском университете.
Решение посвятить себя юридической деятельности Поль принял в годы учения в колледже Ратжерса. Преподобный Робсон одобрил тогда его намерение, хотя и не скрывал своего желания видеть сына священником. Поначалу Поль всецело разделял убежденность отца в том, что следование догматам веры помогает обрести душевный покой и уверенность в завтрашнем дне. Последующие столкновения с теневыми сторонами американской действительности заметно поколебали его безоговорочную приверженность к религии. До конца дней своих сохранив сдержанно-уважительное отношение к людям веры, Робсон часто убеждался, что нравственные принципы бессильны, если законы, нормы и правила, призванные обеспечивать и охранять их, не соблюдаются.