— Хорошо сказано, Ларри, — с готовностью отозвался Робсон. — Это целиком и полностью относится и к нашей песенной культуре.
— Которая, заметь, продолжает традиции лучших образцов мирового музыкального фольклора. Не будешь же ты отрицать влияние церковных песнопений, песен иммигрантского населения Америки — шотландцев, ирландцев, испанцев — на развитие негритянской музыки?
— Бессмысленно отрицать очевидное. Но своеобразие и значимость нашей народно-песенной культуры определяются, по моему убеждению, иным. Сила и красота негритянской песни, ее самобытные черты большей частью лежат в истоках древней африканской культуры, в поразительной музыкальности, унаследованной нами от наших африканских предков…
Повторный концерт Робсона в Гринвич-виллидж прошел с не меньшим успехом. Билеты были распроданы мгновенно, несмотря на сравнительно высокую стоимость. Точно оценив ситуацию, предприимчивые владельцы театра брали за места в первых рядах по тридцать-сорок долларов.
Когда под непрекращающиеся овации зала в последний раз опустился занавес и обессиленные Поль и Ларри добрались до артистической комнаты, там их дожидался сухопарый незнакомец в серой широкополой шляпе. Он отрекомендовался друзьям представителем «Бюро Джеймса Б. Понда» и предложил подписать контракт на концертное турне по Соединенным Штатам.
Кто такой Джеймс Б. Понд и чем занимается его бюро, ни Поль, ни Ларри не знали, однако переданный им бланк выглядел вполне солидно. Заманчивыми оказались и условия контракта: Робсон и Браун получали пятьдесят пять процентов выручки от концертов. Бюро обязывалось возмещать все расходы, связанные с отсутствием Поля в театре. Предполагалось, что серия концертов, названная организаторами турне «Музыкальная сенсация сезона», начнется в Нью-Йорке в январе 1926 года. За контрактом с «Бюро Джеймса Б. Понда» в мае 1925 года последовал договор с фирмой звукозаписи «Виктор», которая к тому времени уже выпустила несколько грампластинок, запечатлевших голоса выдающихся негритянских исполнителей, и среди них замечательной певицы блюзов Бесси Смит.
До начала двадцатых годов редко кому из темнокожих музыкантов удавалось переступить порог студии звукозаписи. Созданная талантом негров музыка звучала с граммофонных пластинок, которые наигрывали белые, зачастую посредственные оркестранты.
Гарлемское возрождение, пробудившее интерес американской интеллигенции к культуре негров, способствовало возникновению моды и на негритянскую музыку, особенно на джаз. Теперь владельцы звукозаписывающих фирм и студий уже не могли довольствоваться прежними традиционными исполнителями. По мере роста популярности негритянских оркестров и певцов становился все более очевидным низкий творческий уровень белых музыкантов, которые пытались копировать манеру и стиль исполнения своих далеко шагнувших вперед чернокожих коллег.
Американцы хотели слушать подлинный негритянский джаз не только в злачных местах и на танцевальных площадках, но и у себя дома. Гениальное изобретение Томаса Альва Эдисона — «говорящая машина», фонограф, в 1877 году пропевший голосом своего создателя незатейливую песенку о Мэри и ее маленькой овечке, — давно перестал быть недоступной диковинкой. Сменивший его спустя десять лет граммофон, который воспроизводил запись уже не на вращающемся валике, а на диске, поддающемся массовому тиражированию, прочно вошел в быт Америки двадцатых годов. Многочисленные обладатели граммофонов требовали пластинок с записями популярных негритянских музыкантов. Дельцам от музыки пришлось оставить на время расовые предрассудки и открыть двери студий талантливым темнокожим исполнителям.
Одна за другой выходят в свет пластинки джазового оркестра, которым руководит Джо «Кинг» («Король») Оливер и в составе которого выступает прославленный впоследствии трубач и певец Луис Армстронг. Увековечивает свои виртуозные фортепианные соло Джелли Ролл Мортон. Мгновенно расходятся первые грамзаписи оркестра выдающегося негритянского композитора, аранжировщика и пианиста Эдварда Кеннеди Эллингтона, носящего прозвище «Дюк» («Герцог») за неизменно элегантный костюм, изысканные манеры, изящную походку и истинно аристократический артистизм в музыке. В 1925 году фирма «Виктор» объявляет о выпуске пластинок с записями спиричуэле в исполнении Поля Робсона.
Для записи Поль с помощью Ларри отобрал произведения, которые, с одной стороны, наиболее полно соответствовали диапазону его голоса, его манере пения, внешне сдержанной, даже строгой, но ни в коей мере не бесстрастной. А с другой — с максимальной полнотой выражали мелодическое, тембровое и ритмическое богатство негритянского песенного творчества.
Первые пластинки Робсона с напетыми им классическими спиричуэле — «Исчезни», «Был ли ты там? (Когда они распинали моего господа бога?)», «Прощай, прощай!», «Иисус готов к битве под Иерихоном» — были выпущены фирмой «Виктор» поздней осенью 1925 года. В это время Поль с женой находился в Англии, где играл Брутуса Джонса на сцене лондонского «Амбассадора».
Чета Робсонов снимала квартиру в западной части Лондона Челси, районе, который, подобно парижскому Монмартру или Гринвич-виллидж в Нью-Йорке, служил пристанищем художникам, литераторам, музыкантам и актерам. В Челси в разные времена жили и творили люди, чьи имена стали гордостью не только британской, но и мировой культуры, — выдающийся историк, философ и публицист Томас Карлейль, знаменитый живописец Джозеф Мэллорд Уильям Тернер, писательница Мэри Энн Эванс, известная ценителям английской литературы под псевдонимом Джордж Элиот.
Лондонская богема радушно встретила молодого негритянского актера. Поль был принят и в аристократических кругах, где, как он наивно полагал, в нем видели «джентльмена» и «ученого мужа»: «Образование, полученное мною в колледже Ратжерса, и моя склонность к исследовательской работе придавали мне в Англии больший вес, чем в Америке, где чековая книжка ценится выше, чем ум» Разница в отношении к нему со стороны власть имущих здесь и на родине показалась Робсону столь значительной, что он пришел к еще одному скороспелому выводу: «Американскому негру было особенно приятно то подчеркнутое уважение к закону и порядку, которое столь характерно для людей всех классов Великобритании».
Понадобится не так уж много времени для того, чтобы Поль осознал незрелость и наивность своих первых суждений о мнимой социальной справедливости в британском обществе. Он поймет, что за подчеркнуто вежливыми улыбками принимавших его богатых меценатов, хозяев роскошных лондонских салонов таились не более чем обывательский интерес пресытившихся буржуа к очередному развлечению, ханжеское, праздное любопытство представителей «высшей белой расы» к «цветному дикарю», которому они снисходительно позволили приобщиться к своей цивилизации и культуре.
Робсоны пробыли в Лондоне до начала октября. В «Амбассадоре» состоялся последний спектакль с участием Поля, а затем он и Эсланда воспользовались приглашением литератора Гленвея Весткотта и отправились в южную Францию. Там они присоединились к группе американских писателей, художников и актеров, облюбовавших для отдыха и творчества приморский поселок, равно удаленный от Ниццы и Монте-Карло.
Нескольких дней, проведенных в благодатном средиземноморском климате, вполне хватило на то, чтобы Поль избавился от усталости, вызванной ежедневными репетициями и спектаклями. Не осталось следа и от простуды, часто одолевавшей его в сыром, холодном Лондоне, от которой не спасал даже толстый, огромных размеров свитер, разысканный Эсландой в лондонских лавках.
Отдых принес Полю давно забытое ощущение покоя в мыслях и легкости в теле. Он часами грелся на серебристом песке или плескался в приятно холодящей кожу зеленоватой воде. Вечерами бродил с Эсландой по пустынному пляжу, радуясь безлюдью и любуясь искрящимся от солнечного заката морем.
Обычно в сумерки у Робсона возникало желание петь, и тогда он, к удивлению местных рыбаков, оглашал побережье громкими гортанными звуками. Распевшись, Поль приступал к необходимым для вокалиста упражнениям, добиваясь такого соотношения голоса и дыхания, при котором звук лился бы свободно и была бы отчетливо слышна каждая нота, и протяжная и подвижная. Эти упражнения показал ему Браун, хорошо изучивший не слишком широкий диапазон низкого баса Робсона. Пел Поль подолгу, иногда плотно прижимая ладонь к правому уху, чтобы лучше удостовериться в должной чистоте звучания голоса. Несколько полезных советов по вокальной технике он получил от Мэри Гарден, солистки чикагской оперной труппы, проводившей на Средиземноморском побережье свой отпуск. Долгие беседы с талантливой исполнительницей ролей Кармен, Тоски, Маргариты пробудили у Робсона интерес к классической музыке.