Неру помолчал немного, придвинул к себе чашку с давно остывшим кофе и сделал несколько глотков.
— Совершенно очевидно, что Индии необходимо выйти… — он запнулся, подбирая нужное слово, — из своей раковины и принять активное участие в современной жизни. Столь же очевидным должно быть и то, что подражание не может служить основой для подлинного культурного или духовного роста. Подражание может быть уделом лишь узкой группы людей, изолирующих себя от источников национальной жизни. Подлинная культура черпает вдохновение для себя во всех уголках мира, но вырастает на родной почве. Искусство и литература остаются безжизненными, если они постоянно помышляют о чужеземных образцах. Времена узкой культуры, ограниченной замкнутым кругом изощренных ценителей, миновали. — Высокий, негромко звучавший голос Неру обрел жесткую интонацию. — Мы должны думать о народе в целом, и его культура должна быть продолжением и развитием традиций прошлого и в то же время выражать его новые порывы и творческие устремления.
Робсон жадно ловил каждое слово гостя, удивляясь, насколько точно сказанное Неру выражало то, над чем постоянно размышлял сам он в последние месяцы.
— Не поймите меня превратно, господин Неру, но порой мне кажется, что я — единственный на свете черный человек, который не хотел бы стать белым. — Поль улыбнулся, встретив недоуменный взгляд собеседника. — Возможно, такая мысль приходит мне в голову из-за того, что я задержался в Европе. Но и находясь здесь, в моей музыке, пьесах, фильмах я всегда подчеркиваю стремление оставаться самим собой, то есть афроамериканцем. Меня тоже тревожит навязывание угнетенным народам извне фальшивой, чуждой им культуры, в то время как они могут беречь и развивать собственное бесценное наследие.
Заметив, что Неру внимательно слушает его и, как показалось Полю, воспринимает его слова с одобрением, Робсон продолжил увлеченно:
— Я убежден, богатство негров не в копировании европейцев, а в сохранении своей самобытности. Некоторые афроамериканцы озабочены тем, чтобы стать жалким подобием белых, а одновременно проницательным белым удается найти и извлечь пользу из всего того, чем пренебрегают черные. Негритянские композиторы тщетно пытаются подражать Бетховену и Брамсу, совершенно чуждым их темпераменту, а Стравинский заимствует негритянские мелодии. Негритянские художники создают худосочные копии западного искусства, а белые ваятели черпают вдохновение в негритянской скульптуре. Ни один негр не оставит о себе след в мире, пока не научится быть самим собой.
В понедельник 27 июня 1938 года Робсон пел на приеме в лондонском Кингзуэй-холле, который был организован демократической общественностью Великобритании в честь лидера национально-освободительного движения в Индии, руководителя партии Индийский национальный конгресс Джавахарлала Неру. Спустя три недели Поль слушал выступление Неру перед лондонцами, собравшимися на Трафальгарской площади на митинг солидарности с Испанской республикой, а также с Китаем, народ которого сражался с японскими захватчиками. Справедливая и бескомпромиссная борьба испанского и китайского народов, заявил Неру, является хорошим уроком для Индии, добивающейся независимости от британского империализма. Индийский лидер смело указал на реальную опасность превращения британского кабинета, возглавляемого Чемберленом, в профашистское правительство и призвал англичан постоянно помнить об этой опасности так же, как и о тех варварских методах, с помощью которых Великобритания управляет зависимыми от нее странами.
За годы жизни в Лондоне, во время поездок по европейским странам Робсону доводилось видеть политических деятелей Запада, людей самых различных, зачастую резко противоположных взглядов и убеждений — умеренных и радикальных, демократических и реакционных. Но никто из них не произвел на Поля столь сильного впечатления, какое осталось у него после нескольких встреч и бесед с Джавахарлалом Неру.
Неру и Робсон говорили о многом: о войне в Испании (Неру посетил Барселону в середине июня, в дни, когда город был со всех сторон осажден франкистами), о путях и методах борьбы за независимость и демократию, которую вели индийский народ и американские негры, о взрывоопасной обстановке в Европе, сложившейся в результате проводимой западными державами политики «умиротворения» фашистских агрессоров. В своих суждениях Неру всегда был предельно краток, точен и честен, у него уже не оставалось сомнений: события на Европейском континенте свидетельствуют о надвигающемся политическом кризисе, который, если его не разрешить, приобретет глобальный характер, и тогда мировая война неизбежна.
Угром 30 сентября Робсон прочитал в газете британских коммунистов «Дейли уоркер» полные негодования слова Неру о позорном мюнхенском сговоре правящих реакционных кругов Англии и Франции с Гитлером и Муссолини: «Мир любой ценой — ценой крови и страдания других, ценой оскорбления демократии, ценой расчленения дружественных государств — это не мир, а продолжение политики конфликта, шантажа, продолжение господства насилия и в конечном итоге — война».
Незадолго до отъезда Неру на родину Поль, дав волю своим чувствам, сказал, что благодарен судьбе, которая свела его с человеком редкой честности и искренности. Неру растроганно улыбнулся, положил руку на плечо Поля и полушутя-полусерьезно ответил: «Последнее — опасное качество для политика, ибо он раскрывает свою душу и позволяет людям видеть, как формируются его воззрения».
Поздней осенью Робсон возобновил концертную деятельность и вместе с Ларри Брауном совершил гастрольную поездку по провинциальным городам Великобритании. «Едва ли у нас было более успешное турне, — вспоминал Браун. — Мы никогда ранее не собирали столько публики, как в те последние месяцы 1938 года и в начале тридцать девятого. Простой народ, составляющий опору страны, добросердечный и подлинно человечный, по достоинству оценил Поля. Сейчас его любовь к нему, кажется. стала заметнее: народ знал о том, как старался помочь ему Робсон». В рабочей газете, издававшейся в Глазго, говорилось: «Робсон был тронут до глубины души стихийным горячим приемом, который оказал ему пролетариат Глазго. Выдающийся артист с трудом сдерживал слезы, видя, как публика аплодировала стоя и громко выражала признательность за его поддержку Испанской республики, всех порабощенных народов. Перед началом концерта Робсон сказал, что счастлив работать во имя идеалов, которым все мы преданы. Он пел песни о народе, о любви и о борьбе за свободу».
И еще одна надолго запомнившаяся встреча с британскими рабочими, на этот раз на съемочной площадке. В ноябре 1938 года режиссер Пен Теннисон приступил к съемкам художественного фильма «Гордая долина» по сценарию, написанному им в соавторстве с Джеком Джонсоном и Луисом Голдингом. Идея создания фильма исходила от Герберта Маршалла, он же договаривался с руководителями независимой кинофирмы «Илинг студиос» о финансировании съемок.
Сценарий, выдержанный в строго реалистической манере, рассказывал о нелегкой жизни шахтеров долины Ронта в Южном Уэльсе в период «великой депрессии» — мирового экономического кризиса 1929–1933 годов. Хозяева закрывают старые, нерентабельные, с их точки зрения, шахты, механизируют добычу угля на новых. День ото дня увеличивается в Уэльсе число безработных.
Настороженно встречают в шахтерском поселке неожиданного конкурента — темнокожего американца из Западной Виргинии, приехавшего в их края в поисках заработка. Но, похоже, добродушный здоровяк негр совсем не собирается строить собственное благополучие на чужом горе. Незаметно, ненавязчиво он помогает влюбленным, родители которых настроены против их союза, пробует петь в местном хоре (хоровое пение — страсть жителей Уэльса — валлийцев), который вскоре завоевывает престижную награду на уэльском ежегодном музыкальном фестивале. А когда на шахте случилась беда, он первым спустился в забой и, рискуя жизнью, вызволил попавших в угольную лавину шахтеров.
Когда Поль прочитал сценарий «Гордой долины», предложенный ему Маршаллом, он не колеблясь согласился сниматься в главной роли. Разве не мечтал он воплотить в театре или кинематографе героя — великодушного, мужественного, сильного, и обликом и характером напоминавшего друзей Робсона, тружеников Нового Орлеана и Нью-Йорка, Лондона и Ливерпуля?