— Первые визы выданы мне моими любимыми малышами, — шутил растроганный Поль.
Закончился тягостный для Робсона девятилетний период, когда он, по словам видной деятельницы движения за права американских негров, жены Мартина Лютера Кинга — Коретты Кинг, был «погребен заживо» в «свободной, демократической Америке». Но годы преследований и травли не прошли бесследно для здоровья Поля.
Признаки надвигающейся болезни Робсон почувствовал в один из осенних дней 1957 года. Внезапно у него закружилась голова, потемнело в глазах, учащенно забилось сердце. Приступы головокружения повторялись потом нечасто, и Поль старался не обращать на них внимания и не беспокоить близких, объясняя некоторое ухудшение здоровья невзгодами, которые выпали на его долю в последние годы. Поль надеялся, что его крепкий организм справится с временными недомоганиями.
Пятнадцатого августа 1958 года Робсон после месячного пребывания в Великобритании, где он с успехом пел в Лондоне и Уэльсе, прибыл в Москву. Через два дня в Недавно возведенном Дворце спорта в Лужниках состоялся концерт Поля.
«И вот, огромный, плечистый, приветливо улыбающийся, он входит в зал, — рассказывал корреспондент «Правды» о встрече Робсона с москвичами после долгого перерыва. — Под сводами дворца прокатываются аплодисменты. Все встают и горячо, долго, от души рукоплещут. К артисту подбегает стайка ребят. Это московские пионеры — юные друзья «дяди Паши», как ласково, по-родственному они его называют. Огромен размах рук у певца, но и их не хватает, чтобы принять все букеты. Он бережно кладет цветы на крышку рояля, и они образуют целую гору!»
— Я часто повторял там, в Америке, что буду в Москве, — с трудом сдерживая слезы, медленно говорил по-русски Робсон притихшему огромному залу. — И я здесь… Вы помогали мне, придавали силы…
И, совладав с охватившим его волнением, Поль прочитал строки из посвященного ему стихотворения Пабло Неруды: «Пришел я в этот мир, чтобы петь и чтобы ты запел со мною».
В тот вечер звучали негритянские и русские народные песни. Почти каждую песню Полю приходилось исполнять на «бис». Особенно восторженно приняли москвичи спетую Робсоном «Дубинушку» и его любимую «Старик-река», которой он по обыкновению завершал свои выступления. Радостными для Поля были встречи со старыми друзьями — композиторами А. Г. Новиковым, Т. А. Хренниковым, М. И. Блантером, певцом И. С. Козловским, писателями Н. А. Тихоновым и А. Е. Корнейчуком, академиком А. Н. Несмеяновым. Робсон делился с ними своими планами, говорил о намерении сняться в телевизионном фильме о великом негритянском трагике Айре Олдридже, который они задумали с Гербертом Маршаллом, рассказывал о приглашении сыграть Отелло на сцене Шекспировского мемориального театра в Стратфорде-он-Эйвон, мечтал создать в Гарлеме музыкальную школу для негритянских детей.
Девятнадцатого августа Поль на самолете вылетел в Ташкент, где провел два дня на международном кинофестивале стран Азии и Африки. После короткого отдыха в Крыму он возвратился в Москву. Четырнадцатого сентября ректор Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского А. В. Свешников вручил Робсону диплом об избрании его почетным профессором консерватории. Поль стал вторым после известной французской пианистки и педагога Маргариты Лонг зарубежным музыкантом, удостоенным столь высокого звания, которое присуждалось за выдающееся исполнительское мастерство и большой вклад в развитие мировой музыкальной культуры.
В сентябре — октябре Поль выступал с концертами в ГДР и Великобритании. Гастрольная поездка завершилась триумфальным выступлением Робсона в лондонском соборе святого Павла, средневековые стены которого не вмещали всех желающих услышать прославленного певца, и поэтому у открытых дверей собора собралось еще пять тысяч слушателей.
В середине декабря Поль снова приезжает в Москву, предполагая совершить большую концертную поездку по городам Советского Союза. Однако его намерениям было не суждено осуществиться. Участившиеся головные боли, доводившие Поля до полуобморочного состояния, вынудили обратиться к врачам. После всестороннего обследования Робсона в одной из московских клиник врачи определили у него атеросклероз с нарушением кровообращения в сосудах головного мозга и, запретив Полю заниматься концертной деятельностью, назначили длительный курс лечения.
Через несколько месяцев в состоянии здоровья Робсона наступили заметные улучшения: могучий организм певца, казалось, преодолел тяжелый недуг. Даже видавшие виды врачи были поражены столь быстрым отступлением болезни. В конце концов они согласились с настоятельными просьбами Поля и разрешили ему участвовать весной 1959 года в спектакле «Отелло» Шекспировского мемориального театра.
Робсон был счастлив в третий раз обратиться к любимой роли. Спектакль ставил тридцатилетний режиссер Тони Ричардсон, известный своими театральными и кинематографическими работами, в которых критически осмысливался буржуазный образ жизни.
Времени до премьеры, которой должен был открыться очередной сезон в Шекспировском театре, оставалось мало, поэтому в день проводилось по две репетиции, вторая часто заканчивалась далеко за полночь. Поль радовался, видя стремление молодого режиссера создать спектакль современный, свободный от архаики, подражательности и штампов, не отступая при этом от лучших реалистических традиций Шекспировского театра. Из актеров он сразу выделил одаренного двадцатилетнего Альберта Финни, репетировавшего роль Кассио. (Поль не ошибался, предрекая Финни большое будущее. В 1963 году актер получил всемирную известность, блистательно сыграв главную роль в кинофильме «Том Джонс», поставленном Тони Ричардсоном по роману классика английской литературы Г. Филдинга «История Тома Джонса, найденыша».)
Премьера «Отелло» состоялась 7 января 1958 года, незадолго до дня рождения Робсона. Пятнадцать раз опускался и поднимался занавес по окончании спектакля: зрители горячо благодарили его создателей. Театральная критика, в целом положительно оценивая постановку Ричардсона, особенно отмечала превосходную игру Робсона. «Это потрясающий Отелло, — восторгался рецензент газеты «Бирмингем мейл». — Поначалу мне казалось, что в спектакле отсутствует дух Шекспира, но вот появился Робсон, и мы увидели Отелло нашего времени. Сила Робсона-актера рассеяла сомнения». Видный английский театральный критик Чарлз Грейвз, с похвалой отозвавшись об игре Робсона, писал, что «годы придали его Отелло зрелости, которой он, возможно, не имел раньше». И все-таки самым приятным свидетельством творческого успеха было для Робсона признание юных зрителей-школьников Стратфорда-он-Эйвон, подаривших ему статуэтку Отелло.
В 1960–1962 годах Робсон неоднократно гостил в СССР по приглашению Советского комитета защиты мира и Комитета по международным Ленинским премиям «За укрепление мира между народами». И хотя врачи, беспокоясь о его самочувствии, рекомендовали Полю воздерживаться от частых выступлений, он использовал любую возможность для общения с советскими людьми, приезжал на автозавод имени И. А. Лихачева, встречался с московскими железнодорожниками, с рабочими и работницами комбината «Трехгорная мануфактура». Он пел им свои лучшие песни, говорил о том, что «в нынешнем быстро меняющемся мире само существование Советского Союза имеет огромное значение для борьбы народов за свободу, за полное равноправие и человеческое достоинство».
Двадцать третьего декабря 1963 года Робсон возвратился в Нью-Йорк. В течение пятилетнего пребывания за рубежом он пристально следил за событиями, происходившими на родине. Знал о небывалом подъеме массового движения против сегрегации и расизма, которое возглавлял темнокожий священник из Атланты Мартин Лютер Кинг, избравший гандистскую концепцию ненасилия основным методом борьбы негров за свои права. Знал и о появлении в США в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов различных негритянских экстремистских групп, лидеры которых, наметив целью создание в Северной Америке отдельного негритянского государства, прямо призывали к партизанской войне против белого населения США.
Робсон, выступая на митинге, организованном по случаю его возвращения на родину редакцией прогрессивного негритянского журнала «Фридомуэйз», убежденно заявил: «В движении за гражданские права негритянского населения страны, укрепляя боевой союз черных и белых американцев, мы должны найти и усилить более глубокую и тесную связь, которая объединит негритянских борцов с широкой массой белых граждан, наших естественных союзников в борьбе за демократию. Интересы подавляющего большинства негритянского народа в целом требуют установления такой связи, требуют решения негритянского вопроса. Дело идет не просто о справедливости по отношению к национальному меньшинству. Как во времена Авраама Линкольна коренные интересы американского народа требовали уничтожения рабства негров, так и сегодня эти интересы требуют ликвидации системы, в условиях которой черные американцы являются гражданами второго сорта».