К тренеру Робсон испытывал двойственное чувство. Юн был благодарен Сэнфорду за то, что тренер взял его в команду, за то, что не жалел ни сил, ни времени, готовя из Робсона игрока высокого класса, за то, что относился к своим подопечным в равной степени доброжелательно и строго. Не могла не вызывать уважения и фанатическая преданность Сэнфорда спорту. Тут все для него были равны, независимо от цвета кожи, от социального положения, от политических взглядов и убеждений. Возможно, он по-своему любил Поля, видя в нем не только талантливого спортсмена, способного реализовать самые смелые тренерские планы, но и человека, уравновешенность, скромность и мужество которого помогали поддерживать в команде дух товарищества, без чего были бы невозможны победы.
Но тот же Сэнфорд перед началом матча с футболистами Виргинского университета неожиданно для всех объявил о замене Робсона другим игроком, объявил без каких бы то ни было объяснений, избегая смотреть в сторону ошеломленного Поля, с которым еще вчера на равных обсуждал тактику предстоящего боя с виргинцами, выискивал уязвимые стороны противника, распределял обязанности каждого игрока «Одиннадцати из Нью-Джерси».
Впервые «лучший левый крайний страны» следил за игрой товарищей, сидя на скамье для запасных. Здесь он узнал причину замены: виргинцы наотрез отказывались играть с командой, в составе которой был негр. Сэнфорд прекрасно понимал, что отсутствие такого игрока, как Робсон, грозило поражением футболистам Ратжерса, и все-таки уступил требованию виргинцев.
Решение Сэнфорда вызвало недовольство студентов колледжа. Многие не жалели крепких словечек в адрес тренера и открыто выражали сочувствие Полю. Негодовала негритянская община Нью-Брансуика. Джеймс Карр, первый негр, окончивший колледж Ратжерса в 1892 году, написал ректору Уильяму X. С. Демаресту гневное письмо, в котором обвинил руководство колледжа в том, что оно, испугавшись «наглого вызова», изменило принципам справедливости и «принесло свои убеждения на алтарь компромисса».
Характерно, что, вспоминая о тех случаях, когда ему приходилось сталкиваться с проявлениями недоверия, зависти, враждебности со стороны белых соучеников или преподавателей, Робсон почти всегда заканчивал рассказ словами: «Позднее мы стали друзьями». И здесь он не грешил против истины. У Поля были друзья среди черных и среди белых. Самые разные люди тянулись к нему, привлеченные его добросердечностью, спокойным умом, искренностью, не исключавшей деликатности, наконец, физической мощью, в которой напрочь отсутствовала агрессивность.
Постепенно исчезало чувство одиночества, угнетавшее Робсона в первые месяцы учебы в колледже, и Поль, ободренный вниманием и уважением новых товарищей, стремился полнее выявить свои возможности в науках и спорте.
Играя в американский футбол, он пробовал себя и в других видах спорта, занимался легкой атлетикой, бейсболом, баскетболом, боксом. И снова успех сопутствовал ему. За два года Робсон завоевал двенадцать призов. В колледже не было равных ему в искусстве метания диска, копья, толкания ядра.
В 1918 году студенты Ратжерса единодушно приняли Поля в члены старейшего в Америке студенческого общества «Фи Бета Каппа», название которого было образовано начальными буквами греческих слов, являвшихся девизом общества: «Философия направляет жизнь». Целью общества была организация дискуссий по философским, литературным, социальным и политическим проблемам. В каждом американском университете и колледже существовали подобные общества, объединявшие студенческую элиту и носившие порой такие загадочные названия, как «Клуб заварного пудинга» или «Шапка и череп». «Фи Бета Каппа», основанное еще в 1776 году, считалось наиболее влиятельным и представительным. Стать его членом мог только тот студент, который преуспевал в изучении гуманитарных наук. Поль с гордостью носил цепочку с золотым ключиком от символических часов «Фи Бета Каппа».
С радостью разглядывали знак ученой доблести Поля старые друзья — официанты курортного ресторана на Атлантическом побережье, где Робсон, как и прежде, подрабатывал в летние месяцы. Один из официантов, пожилой негр с круглым добродушным лицом, частенько объяснял вполголоса какому-нибудь завсегдатаю, украдкой показывая на Поля, шустро сновавшего между столиками: «Это тот самый Робсон из Ратжерса»», выжидал паузу, а потом выразительно добавлял: «Стопроцентный американец».
…Лето выдалось жарким. Изнывающие от жажды курортники переполняли ресторан, рассчитывая утолить ее крепкими напитками со льдом. Охлажденные джин или виски приносили минутное облегчение, а после двух-трех порций спиртного иные посетители, забыв про жару и про все на свете, обретали хмельную развязность, и тогда чернокожим официантам приходилось нелегко, особенно доставалось Полю. Нетрезвые обыватели каким-то образом улавливали его неприязненное отношение к ним и не скупились на оскорбления и издевательства. Приходилось терпеть, стиснув зубы, выслушивать незаслуженные упреки, выполнять приказания, отданные оскорбительно-надменным тоном.
Самообладание редко изменяло Робсону, но однажды он не смог себя сдержать. За один из столиков, которые он обслуживал, уселась шумная компания, потребовавшая самых изысканных блюд и дорогих напитков. По бледным, не знавшим загара лицам, по лихорадочно блестевшим глазам Поль безошибочно определил игроков, которым, видимо, не терпелось расстаться с шальными деньгами, добытыми в результате удачной игры в покер или в рулетку. Такие просиживали здесь до закрытия ресторана, а потом с пустыми кошельками возвращались в гостиничные номера, чтобы после нескольких часов беспокойного сна вновь испытывать судьбу, не отводя воспаленных глаз от бешено вращающегося круга рулетки.
Поль принес заказанные блюда и напитки, с непроницаемым лицом выслушал циничные шутки в свой адрес и уже собирался отойти к другому столу, как вдруг почувствовал, что кто-то схватил его за полу куртки.
— Ты дурно воспитан, парень, ткнул мне в лицо подкосом и не соизволил попросить прощения, — низкий хрипловатый голос звучал угрожающе. Даже не взглянув на его обладателя, Робсон резким движением высвободил куртку и быстро вышел из зала. Через несколько минут ею вызвал владелец ресторана, который потребовал объяснений у строптивого официанта и, не получив их, сказал, что увольняет Поля.
В раздевалке к Робсону, корившему себя за несдержанность, подошел пожилой добродушный официант.
— Не переживай, Поль, — участливо сказал он, — послоняйся где-нибудь два-три дня, пока эти ребята не уберутся отсюда, а потом возвращайся, поможем.
И друзья помогли Робсону. Им удалось уговорить владельца ресторана отменить его решение. Поль вернулся в душные залы, воздух которых был пропитан табачным дымом и испарениями потных тел, возвратился к привычной каждодневной сутолоке ресторана, к его куражившимся посетителям.
Позднее он не раз с благодарностью вспомнит своих товарищей — официантов из Род-Айленда, простых, добрых и порядочных людей, готовых постоять за себя и за друга. Порой ее они напомнят о себе либо кратким письмецом, либо устной весточкой с оказией, сетуя- на то, что «старина Поль» забыл их, сообщат, что ждут его, место для него всегда найдется, поскольку он и работник сноровистый, и парень надежный…
В мае 1918 года в возрасте семидесяти трех лет скончался Уильям Дрю Робсон. Безутешную скорбь родных покойного разделяли многочисленные друзья и благодарные прихожане. «Со смертью преподобного У. Д. Робсона наша община потеряла человека, который вел скромную, но плодотворную работу среди своего народа, — говорилось в редакционной статье сомервиллской газеты. — Г-н Робсон был человеком сильного характера… Он очень хорошо знал особенности людей своей расы и всегда интересовался их благополучием. Его всегда возмущала всякая попытка принизить его народ или нарушить его права. Он обладал темпераментом, который породил так много ораторов на Юге. Прекрасно понимая нужды людей, он сумел объединить их вокруг церкви. Его деятельность оказала влияние на- всех цветных жителей штата. Его будет очень недоставать здесь». В память об Уильяме Дрю Робсоне власти штата назвали его именем квартал домов в Нью-Брансуике.