Та же газета сообщала, что мэтр по возвращении из Гернси[105] в Брюссель собирается, как всегда, погостить у своего сына Шарля.
Случай был слишком удачным, чтобы упустить его. Верлен известил Гюго о своем прибытии.
Приехав с матерью в Брюссель, он остановился в «Льежском Гранд Отеле» на улице Прогресса, дом 1, что напротив Северного вокзала, «в удобном, но скромном месте», не ведая, что этот отель сыграет важную роль в его жизни. Шарль Гюго жил в тихом доме на площади Баррикад.
Именно там г-жа Гюго, уже больная (ей суждено было умереть через год[106]), приняла в маленькой зале посланника парнасцев. Вскоре пришел мэтр, красивый и величественный, как его и изображали на картинках — седовласый, черноусый, седобородый. Он слегка загорел. Чтобы смутить и без того уже слишком взволнованного гостя, он процитировал несколько строк из «Сатурновских стихотворений» (у него был экземпляр). Верлен, в свою очередь, рассказал, с каким жаром Париж аплодировал «Эрнани» и скандировал имя автора. Разговор продолжился, и темой, естественно, была современная поэзия. Автор «Возмездий» выказывал живейший интерес к парнасскому движению, хотя и отпустил несколько колкостей по поводу мании Леконта де Лиля придавать греческую форму именам античных героев (Ахиллес вместо Ахилл, Геркулес вместо Геракл). Верлен признал правоту Гюго, а впоследствии, поссорившись с адресатом насмешек последнего, стал писать его имя в письмах как «Леконтес де Лиль». «Что же касается бесстрастности, то в будущем вы увидите, что это все пустое», — сказал мэтр.
Как настоящий джентльмен, Гюго пригласил Верлена, который был вне себя от радости, задержаться на ужин. И это дало ему возможность показать себя мастером каламбура. Например, гость запомнил такое: «Бонапарт — Вонь-за-партой!»
После кофе молодой гость простился, гордый, как никогда в жизни.
В Париже его ждала еще одна смерть. 2 сентября 1867 года он проводил в последний путь великого Бодлера, скончавшегося 31 августа. Вместе с Лемерром Верлен возглавлял траурную процессию. В ней было около тридцати человек. Но многие не пришли, особенно все заметили отсутствие Теофиля Готье, которому посвящены «Цветы зла», и Леконта де Лиля, который не соизволил спуститься со своей башни из слоновой кости.
Но достаточно скорби и одиночества! Верлен решил открыть новую страницу и начать радоваться жизни. Пришло время любви, надежд и радости!
Он вернулся в поэзию с довольно необычной темой лесбийской любви, как будто чтобы сообщить Барбе д’Оревильи, что хоть он и «Бодлер», но вовсе не пуританин.
8 августа «Аннетон» уже опубликовал один его сонет под названием «Лесбос». Но это была только проба. Пять других, более откровенных стихотворений, в то время могли выйти только тайно. Впрочем, эта тема была тогда в моде[107]. Франсуа Коппе хотел попросить Пуле-Маласси[108], издателя Бодлера, чтобы тот напечатал 6 сонетов его друга. Книжка появилась в октябре 1867 года под названием «Подруги. Сонеты Пабло Марии де Эрланьез (из Сеговии[109])», тиражом 50 экземпляров ин окто, 44 из которых на голландской бумаге. По несчастливой случайности авторские экземпляры арестовали на таможне и вернули издателю (позже Верлену удалось их получить). Но о случившемся известили прокуратуру города Лилля, и вследствие этого состоялось судебное решение от 6 августа 1868 года, по которому уголовный суд Лилля предписал уничтожить весь тираж, а вместе с ним и «Обломки» Бодлера, и осудил издателя, который был ни при чем, на год тюрьмы и 500 франков штрафа. Суровость приговора не помешала Пуле-Маласси тут же подготовить новый тираж «Подруг» (ин дуодецимо). Второе издание (ин дуодецимо, 100 экземпляров) с подзаголовком «Сиены лесбийской любви» тайно вышло в 1870 году.
Этот неприятный случай сблизил Верлена и Коппе. Они стали близкими друзьями. Однажды вечером Коппе привез его в гостиную доктора Антуана Кро, на улицу Руаяль — недалеко от площади Вогезов, ныне улица Бираг. Там он встретил друзей (Валада, Мера и т. д.) и завязал тесное знакомство с другими поэтами и художниками, прежде всего с симпатичной троицей братьев Кро: Шарлем, автором знаменитой «Копченой селедки», талантливым поэтом и гениальным выдумщиком, который уже тогда размышлял о цветной фотографии и синтетическом изготовлении драгоценных камней; Анри, скульптором и замечательным мастером по восковым свечам, и, наконец, Антуаном, врачом, экстравагантные рисунки которого выдавали его интерес к страшному и необычному. Шарль говорил о своих братьях: «Один лепит, другой лечит».
106
5 сентября 1868 года Верлен принес свои соболезнования мэтру, напоминая ему, что он имел честь быть знакомым с его покойной супругой и восхищался «ее изысканной добротой и эрудированностью». Под этим письмом также стоят подписи Франсуа Коппе, Э. Ламбера де Руасси и А. Кристофа (См. Заэ, 1962, с. 217).
107
Теодор де Банвиль вывел такой сюжет в «Изгнанных», а Катулл Мендес посвятил этому сборник «Филомела, лирическая книга» (1864). См. Заэ, 1962, с. 319–320.