Вместо того чтоб поспешить на борт, Тимми попросил разрешения позвонить домой жене.
— Вы молодожен, сэр, если не ошибаюсь? — Офицер службы безопасности сам набрал номер. Он воспользовался кодом, обозначенным в особом списке. Зачем рисковать понапрасну? Услышав сигнал, он передал трубку Тимми.
— Мег, как ты? — спросил Тимми.
— Я в постели, — ответила Мег. — Томпсон со мной, а не внизу и лижет меня в лицо.
— Береги себя, — сказал Тимми, — и думай обо мне каждое утро в одиннадцать тридцать.
— Я все время буду думать о тебе.
— И все же в одиннадцать тридцать постарайся сконцентрировать на мне все мысли; на лодке в это время относительно спокойно, и я поймаю сигналы.
— А это разрешается? — не без горечи спросила Мег. — Разве телепатия не нарушение безопасности?
— Все зависит от того, как распорядиться полученной информацией, — совершенно серьезно ответил Тимми.
— Откуда ты звонишь?
— Из автомата неподалеку — я вижу пристань, вижу, как блестит море. А как наверху — прояснилось?
— Прояснилось. — Мег глянула в окно на ясный день, разливший свет по осенним горам, и почувствовала, как боль разлуки и злость стихают. И все же не сдержала раздражения — По-моему, эта ваша игра в безопасность — ерунда.
— Не так уж много времени на нее уходит, — сказал Тимми. — И лучше не касаться этой темы.
— Мне наплевать, кто нас подслушивает, — заявила Мег. — Самый надежный способ притомить слухачей — заморочить их подробностями. Кстати, позвоню-ка я кузине — ее приятель, кажется, работает в русском посольстве — и поплачусь: мол, муж бросил меня одну и отбыл на боевое патрулирование.
— Дорогая моя, — вкрадчиво начал Тимми, — запомни две вещи: во-первых, мы не сразу выходим в море, некоторое время лежим на дне залива, а во-вторых, — ты сама в этом убедишься — по нашему телефону ты никому не сможешь позвонить — по крайней мере в ближайшее время. Все это — для нашего же блага. Ведь ты хочешь, чтобы я благополучно вернулся домой?
Его слова утихомирили Мег.
— Конечно, — молвила она наконец слабым голосом. — Мой милый, я люблю тебя и каждое утро в одиннадцать тридцать буду думать о тебе, и ты тоже меня вспоминай.
— Точнее — в одиннадцать двадцать восемь. Две минуты мысленно обращайся ко мне. Каждый день — поминальное воскресенье![2] А теперь я должен идти. Может, мне и не стоило звонить домой. Но я ушел — как бы тебе сказать, будто я только моряк, а все человеческие переживания мне чужды, но я хочу, чтоб ты знала: человеческое начало всегда побеждает, и, дорогая…
— Да, да…
— Если Томпсон вдруг поймает кролика, обязательно дай ему таблетки от глистов. И от ленточных, и от аскарид: собаки набираются глистов во время охоты. Помнишь, в книге об этом пишут?
— Я позабочусь о Томпсоне, — серьезно заверила его Мег.
— Я люблю тебя, — сказал Тимми. — До встречи через три месяца. Ну, примерно через три месяца. — И он повесил трубку, а Мег задумалась: неужели он звонил лишь для того, чтобы напомнить ей про таблетки?
Тимми ступил на борт, спустился в чрево левиафана и прошел на центральный пост, где уже стояли капитан и старший помощник.
— Вот теперь можно начинать автономное плавание, — укоризненно заметил капитан.
Дальше упреков капитан в своей строгости не заходил. Он щадил чувства офицеров экипажа. Им предстояло долгое совместное пребывание под водой. У капитана была окладистая борода — черты лица за ней едва угадывались — и яркие-яркие голубые глаза. Он был человеком добродушным, но — даже по меркам подводников — эксцентричным.
2
Ближайшее к 11 ноября (дню перемирия) воскресенье, когда в церквах служат панихиды по воинам, павшим во время первой и второй мировых войн.