Кроул сделал большой глоток и осушил бокал. Гололит погас. Уже давно сон не приносил отдыха. Инквизитор сомневался, что в этот раз будет иначе.
Он еще так много не понимал, а времени осталось так мало…
— Анила, — сказал он, глядя в темноту. Активировалась вокс-связь.
— Господин. — Немного искаженный треском помех ответ пришел быстро. Анила была абсолютно надежна.
— Мне нужно встретиться с коллегой, — сказал Кроул. — Слек Нор Джаррод. Его контакты есть у Гук. Поговори с кем-нибудь из его людей. Дай им понять, что мы очень спешим.
— Как пожелаете.
— По безопасным каналам.
— Да, разумеется.
Связь оборвалась, гололит окончательно угас, и Кроул остался один в темноте, погруженный в мысли.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На рассвете, после рутинных ритуалов и молитв, Спиноза вернулась к работе. Ее жилище уже в течение нескольких дней было завалено грудами книг. Вскоре их станет еще больше. Шаткие стопки пыльных томов с рассыпающимися корешками стояли повсюду на металлическом полу. Некоторые наиболее опасные для человеческого разума труды были перемотаны ржавыми цепями. Тусклого серого сияния, попадающего внутрь сквозь окно, не хватало, и потому она постоянно жгла свечи. Древние листы пергамента отливали желтым в отблесках пляшущих язычков пламени.
Спиноза всегда отличалась прилежностью в учебе и знала нюансы Лекс Империалис куда лучше многих своих товарищей, но на Терре, разумеется, были свои особенности. В Тронном мире и без того запредельно запутанный основной закон Империума дополнительно усложнялся наличием древних договоров и пактов — некоторые из них, похоже, были старше самого Империума и к тому же ссылались на уникальные для Терры институты власти. Работа судьи всегда считалась сложной, но здесь — на планете, ставшей домом для миллиардов несчастных невежд, не знающих ничего о мире, влачащих жалкое существование в переполненных ульях, живущих в зданиях, которые помнили еще мифические времена Великой Ереси, — она казалась почти невыполнимой.
Еретик Лерментов как-то сказал ей: «У людей здесь три главных кошмара — чудовища, другие люди и вы».
Дознаватель резко захлопнула книгу и мысленно обругала себя. Лерментов мертв, и его приговор был справедливым. Ничего из сказанного им не достойно воспоминаний, пусть даже мимолетных.
Спиноза откинулась на спинку стула и протерла глаза. Затем поднялась и прошлась по комнате. Серебряный, закутанный в ткань, покоился на своей стойке — крозиус пришлось скрыть от глаз, чтобы он не отвлекал от работы.
Скоро придется начать расследование, о котором говорил Кроул, но процесс подготовки шел далеко не так гладко, как ей бы того хотелось. Причина тому заключалась в ней самой. Слишком много сомнений, отбросить которые в сторону не получалось. Спиноза понимала: бесконечные попытки делать все как раньше не помогут достичь прежней эффективности в работе. Нужно было измениться.
Дознаватель набросила плащ на плечи и направилась к выходу. Пламя свечей затрепетало в потоке воздуха из распахнутой двери.
Спиноза шагала по привычному маршруту сквозь переплетения коридоров Корвейна. Мимо то и дело пробегали, кланяясь, работники крепости. Ей показалось, что их в последнее время стало больше. Многие тащили с собой толстые стопки пергамента, некоторых конвоировали из жилых секторов отряды штурмовиков. Рев зря времени не терял, вводя все новые меры обеспечения безопасности в придачу к и без того суровым правилам. В цитадели царила даже более напряженная атмосфера, чем обычно, и обслуживающий персонал начинал нервничать.
Она быстро спускалась по ставшим знакомыми переходам в маленькое царство Юлии Гук. Там ничего не менялось — каменный цилиндр, вдоль стен которого стояли стопки листов пергамента и книги в переплетах из искусственной кожи. С потолка свисали колыбели с сервиторами. На этот раз многие из них работали: карабкались по цепям, доставали тома с полок и резкими, дергаными движениями забрасывали их в висящие за спиной корзины. Дознаватель задумалась о том, куда Гук девала этих существ, когда в их услугах не было необходимости.
Сама архивист стояла спиной к двери и наблюдала за процессом. Она развернулась к Спинозе, только когда та приблизилась вплотную. На мгновение вечно недовольное лицо старухи вытянулось от испуга, после чего расползлось в кривой ухмылке.