— Слабеет, — сказала Хазад.
Старуха нахмурилась.
— Эмпиреи неспокойны. Как ты, вероятно, заметила, времена сейчас непростые.
Чем внимательнее Хазад всматривалась внутрь каменной сферы, тем более очевидными становились повреждения. На чистой поверхности сгустка то и дело появлялись темные пятна и через несколько мгновений пропадали в потоках бурлящего света. Тысячи железных тронов на стенах покрывал черный, похожий на сажу налет. Во многих ячейках вообще не было ничего, кроме голых разъемов, искрящихся от необузданной псионической энергии.
Люди, управляющие этим, погрязли в заблуждениях. Обезумели. Они так долго смотрели в пасть бездны, что потеряли возможность видеть и не замечали надвигающейся катастрофы. Их адепты погибли или находились на грани жизни и смерти. Их драгоценная машина дышит на ладан и теряет управление, а они по-прежнему улыбаются и кивают, изображая из себя мудрецов, привыкших мыслить категориями бесконечности, уверенных, что постепенно все вернется на круги своя.
Хазад видела перед собой Терру в миниатюре. Мир стоял на пороге гибели, сотрясаемый ударами, что предвещали куда более суровые испытания, но его обитатели по-прежнему посвящали себя древним ритуалам и занимались своими делами. Они жили, сражались и трудились, не обращая внимания на очевидные признаки надвигающейся погибели.
Но в этом отношении Хазад ничем от них не отличалась. Она прибыла сюда не ради Тронного мира, но с желанием добраться до одного-единственного человека. И вот этот человек стоял, беззащитный, на расстоянии одного прыжка.
Нужно, чтобы старуха продолжила говорить.
— Я думаю, вы здесь умрете, — сказала ассасин.
Похоже, ей удалось на мгновение ошарашить адепта.
— По-твоему, мы никогда раньше не сталкивались с волнениями? — спросила женщина. — Да, мы сожалеем о пролитой крови. Так много сил потрачено на обучение этих людей — и все впустую. Но равновесие восстановится, мелодия снова станет гармоничной, и корабли вернутся. Тропы не должны пустовать. Так было всегда.
Пока Резонанс разглагольствовала, Хазад использовала одну из техник Шоба — као-кокоро («одно лицо, две мысли»). Она делала вид, что внимательно слушает, но на самом деле готовилась к атаке. Каждая связка напряглась, вес едва заметно сместился. У ассасина больше не было клинка, но остались руки. А при помощи сервоприводов брони могла сдавить горло жертвы не хуже пневматического молота.
— Источник беспокойства находится не здесь, — сказала Резонанс, поднимая взгляд к прозрачному куполу. — Там, на дальних мирах, разрушились обереги, простоявшие много тысячелетий. Но мы справимся. Как и прежде.
Земля под ногами задрожала. На мгновение Резонанс отвлеклась на внезапные толчки, и Хазад почувствовала, как путы исчезли. Она была готова к прыжку. Мышцы напряжены, силы восстановлены. Казалось, что все со времени пробуждения в апотекарионе Кроула вело к этой минуте. Сердце ассасина наполнилось чем-то, похожим на радость. Какую бы психическую удавку на нее ни набросили, когда настанет момент развязки, она будет готова.
— Я не думаю, что ты или твой господин это поймете, — продолжила Резонанс. — Это сложные вопросы. А время, которое вам отведено в этих стенах, боюсь, будет недолгим.
Хазад медленно развернула голову к старухе.
— Но ты все же расскажи, — произнесла она, выбирая кость, которая сломается первой. — Я очень быстро учусь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Рев наблюдал за новыми союзниками. Сразу после зачистки зала управления в коммуникационной башне они принялись выгружать оборудование с зависшего у окон корабля: силовые ячейки, комм-станции дальнего действия, тяжелые ящики с боеприпасами. Они двигались быстро и размеренно, практически не разговаривая друг с другом.
Некоторые вещи казались капитану безумными. Боевой корабль находился на расстоянии нескольких метров от стены здания, покачиваясь на струях пламени. И когда нужно было перенести что-то тяжелое, космодесантники просто перепрыгивали это расстояние, на мгновение зависая в воздухе над пропастью, а потом возвращались обратно и повторяли то же самое с ящиком, который простой смертный не смог бы даже поднять.
Вскоре в помещении зажегся свет, а приборы загудели и замигали индикаторами. Один из воинов разговаривал с Хегайном, периодически указывая на гололитическую проекцию лабиринта Крепости. Назвавшийся Хесслером сержант Третьей роты, если верить знакам на доспехе, что-то обсуждал со Спинозой.