Теперь в этом не могло быть сомнений. Спиноза была не в состоянии и дальше прятать свое беспокойство.
— И что мне нужно сделать? — спросила дознаватель.
— Ничего, Спиноза. — Кроул сложил руки перед собой. — Ничего. Мне нужно уйти на какое-то время. Подумать. Порассуждать.
— Уйти? — обеспокоенно спросила она. — Конечно, но… Это опасно.
— Истинно так. Но все же мне это необходимо.
Поначалу казалось, что она будет протестовать, но затем дознаватель передумала и впервые за время беседы посмотрела инквизитору в глаза.
— А потом, — осторожно спросила она, — когда это будет сделано и вы приведете мысли в порядок, что будет с нами? Со мной и с вами.
— Я не знаю, — ответил он, отводя взгляд. — В этом-то и проблема. Я не знаю.
Он покинул Корвейн в одиночестве. На этот раз даже Аниле не пришлось садиться за штурвал. Атмосферный корабль позволил проделать тот же путь, который они когда-то совершили на наземном транспорте, куда быстрее. Повсюду были следы беспорядков. Пожары все так же окрашивали небо в оттенки оранжевого. Ткань, из которой уже давно вылезали нити, распалась окончательно. Вечный город Терры превратился в сплошную неконтролируемую зону боевых действий.
Инквизитор задумался о том, чем сейчас занимается Наврадаран. Кустодии, конечно же, были в курсе. Они не могли не заметить происходящее со своих высоких башен. Неужели эти воины собираются просто молча наблюдать? Продолжают ли они выполнять свой долг? Охраняют ли древние стены? Или после того, как Маяк погас, все кустодии исчезли, как демоны, изгнанные словом силы?
Инквизитор одернул себя. Мысли начинали выходить из-под контроля. В текущей ситуации нельзя давать волю воображению.
Добравшись до нужного места, он оставил корабль и отправился в глубины шпиля пешком, демонстративно держа наготове оружие. В тоннелях его ждали только следы недавних сражений. Жилые блоки сгорели дотла. Некоторые еще дымились. Где-то вдалеке раздавались выстрелы и лязг металла. Инквизитор понимал, что в любой момент безлюдный тоннель может превратиться в поле боя.
Всю дорогу до двери, ведущей в жилище Джаррода, он надеялся, что охранные устройства выдержат атаку. Разумеется, это было не так. Скрытые орудия оказались уничтожены, а двери — снесены с петель. Большая часть имущества старика лежала на улице, разбитая на куски теми, кто не смог понять истинную ценность коллекции.
Кроул переступил через порог. Незваные гости явно успели побывать здесь не один раз. По большей части — мародеры. Но они были не первыми. Джаррод мог бы до конца времен отбиваться от этого отребья. Нет, те, кто прорвал оборону, были профессионалами, дисциплинированными и многочисленными.
Кроул нагнулся и подобрал небольшой осколок серой брони. Он несколько секунд разглядывал его, прежде чем выбросить.
— Я же просил не лезть в это дело, — пробормотал он, переступая через разбросанные повсюду остатки собрания артефактов. — Но ты же никогда не мог устоять перед искушением.
Джаррод отличался необычным вкусом и позволил азарту коллекционера взять над собой верх, и все же Кроулу было грустно видеть редкие экспонаты разломанными и растоптанными на грязных остатках ковров. Он искренне надеялся, что хозяин не застал уничтожение своего сокровища.
Инквизитор добрался до комнаты, где беседовал с Джарродом, отыскал перевернутое кресло, в котором сидел в прошлый раз, и снова в него уселся. Длинный бивень с дырками от пуль все так же висел на стене.
Но кое-что в нем изменилось. На конце виднелся красный след. Кроул готов был поклясться, что раньше никакой краски не было. Он поднялся и снял трофей со стены.
Бивень оказался тяжелым — куда более тяжелым, чем выглядел. При ближайшем осмотре в срезе обнаружилась заткнутая тряпкой полость. Внутри оказался свиток пергамента.
Кроул сел обратно в кресло и развернул письмо. Оно начиналось со слов «Многоуважаемый Эразм…», написанных торопливой рукой.
Инквизитор погрузился в чтение. И чем дальше он читал, тем сильнее билось сердце.
Дойдя до конца, он перечитал письмо еще раз, просто на всякий случай, а затем положил его на колени.
— Проклятый дурак ты, Слек, — пробормотал Кроул.
Он откинулся на спинку кресла, запрокинув голову, и принялся разглядывать обгоревший и уже начавший провисать потолок.