«Они не могут поддерживать работу Трона. Понимаешь? Понимаешь, что это значит?»
На подлете к внешней границе Нексуса Анила немного увеличила тягу. Над головами бурлило истерзанное небо.
— Будут новые указания, господин? — осторожно спросила она.
Кроул ответил не сразу. Все происходящее было настолько опасным, насколько возможно. Недовольство и злоба копились в людях неделями. Вероятно, все началось даже до Сангвиналы, но никто бы не смог понять это тогда, ибо праздник всегда провоцировал в людях религиозный экстаз. И с тех пор инквизитор так увлекся своей личной охотой, что едва обращал внимание на происходящее вокруг. Он не мог спать, не мог отдыхать, не мог думать о чем-то ином. Возможно, и не должен был. В его священные обязанности никогда не входили расследования структурных возмущений в эфире. Эта ответственность лежала на достопочтимых коллегах из Ордо Маллеус.
Но все признаки были налицо. И долг инквизитора никто не отменял.
— Нет, — сказал Кроул. — Курс на Корвейн. Капитан Рев бы не стал выходить на связь без веской причины. И я хочу знать, в чем дело.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Йессика скорчилась в углу, обхватив колени, и попыталась раствориться в тенях.
У нее всегда неплохо получалось. В Корвейне было много теней, и умение прятаться в них, становиться одним целым с ними, быть невидимой и неслышимой оказалось очень полезным.
Она была не одинока в своих талантах. Способностью исчезать без следа, сливаться с обстановкой, будто истершиеся надписи на стальных панелях, украшающих стены, обладали все работники цитадели. Они все мягко ступали, опустив голову и сложив руки, но у Йессики это получалось особенно хорошо. Она была крохотной, похожей на беспризорницу девушкой с тонкими, как тростинки, ручками и ножками, которые, казалось, готовы были переломиться в любую секунду. Матушка говорила, что она — как дуновение ветерка. Как порыв горячего, пыльного ветра, на мгновение закружившийся в желтом свете люменосфер лишь для того, чтобы умчаться Трон знает куда.
Не сказать, чтобы жизнь в Корвейне была невыносимо тяжелой — никто из старших чинов не проявлял особой жестокости, по крайней мере такой, какую, по слухам, приходилось терпеть служителям во многих других секретных учреждениях Империума, но все в какой-то степени знали о том, что в тюремных камерах и тайных комнатах происходит что-то темное. Нельзя было слушать слишком внимательно — ведь страшный секрет мог вылететь из-за закрытой двери и захватить мысли незадачливого работника. К тому же у персонала цитадели всегда было много работы — носить продукты, протирать все вокруг едким антисептиком, выполнять поручения господ из Высокой Башни, — и это всегда помогало очистить разум от ненужных мыслей. А в конце каждого проведенного в темных и тесных коридорах дня ждала похлебка, и синт-лактоза, и вода для мытья, и жесткая койка без единой вши. И это, надо сказать, не так уж и мало, а потому зачем подвергать риску то, что имеешь, и хотеть, чтобы тебя заметили?
Но теперь Йессику заметила новая дознавательница. Девушка благоговела перед ней. Перед ее доспехами, речью, манерами. Она, наверное, бесконечно мудра и сильна. И уступает разве что самому лорду Кроулу, но только чуть-чуть. Они уже давно не разговаривали, но Йессика до сих пор помнила ту ягоду, которую ей подарили, ее вкус на потрескавшихся губах и то, как брызнул сок. И тайный договор, который они заключили, она тоже помнила. Пока ей не удавалось рассказать Спинозе ничего важного — только то, что все в цитадели и так знали. Но она делала то, что велено, и смотрела во все глаза. Йессика верила, что однажды увидит что-то действительно важное и тогда поднимется в комнату, где получила ягоду, зная: теперь-то она сможет расплатиться с госпожой за доброту.
— Спасибо, Йессика, — скажет Спиноза, улыбнется и похлопает ее по плечу. — Ты хорошо мне послужила. А вместе со мной ты послужила Трону. Отличная работа!
Возможно, это случится очень скоро. В последнее время происходило что-то весьма странное. Все вокруг бегали, кричали, а люди Герога постоянно доводили до них все новые приказы. Как будто хотели что-то сделать, а потом переделать, а в конце пришли штурмовики и обыскали жилые комнаты всех рабочих в поисках чего-нибудь необычного. Конечно, они ничего не нашли — все здесь были верны Корвейну.
А затем раздались громкий шум и новые крики. А потом — гулкие удары, от которых затряслись стены. Она старалась быть даже более незаметной, чем обычно, надеясь, что все пройдет само по себе.
Не прошло. Вернулись штурмовики, но на этот раз — в сером, а не в черном. Они ворвались в спальни и принесли с собой запах дыма. У них были безликие шлемы и пустые глаза. Работников вытащили из кроватей и побросали на пол. Потом штурмовики обыскали койки, пищевые пайки и даже шкафы, где местные обитатели хранили личные вещи.