Ну, у меня были дела. И потом, Капунькис хотел меня познакомить со своими друзьями-гномами. Вот. Между прочим, замечательные ребята эти гномы, гм, — краснея, принялся сочинять Генрих. Он запнулся и вдруг выпалил: — Вы были такой красивой в тот вечер. Я даже не знаю, что со мной произошло…
Принцесса бросила книгу в кресло и сделала шаг к Генриху.
Вы самый лучший человек из всех, кого я знаю. Как бы я хотела, чтобы мы… дружили, — потупилась Альбина и тоже покраснела.
Ну, не знаю… если бы не дела… а то, ну… я, как вам сказать, ну… в общем-то, я бы тоже хотел… но… — залепетал какую-то ерунду Генрих, в глубине души проклиная себя за малодушие. В эту минуту он больше всего на свете желал, чтоб язык перестал ему подчиняться, а принцесса на время оглохла.
Бурунькис и Капунькис переглянулись.
Пропал бедняга! — важно заметил Капунькис. Бурунькис, соглашаясь, кивнул.
Вы очень милый, — вдруг сказала принцесса и, привстав на цыпочках, поцеловала Генриха в щеку. Генрих от неожиданности замолчал и глупо захлопал ресницами. Принцесса тут же развернулась и выпорхнула из комнаты, хлопнув дверью.
Не ожидал я такого от принцессы! — покрутил головой Бурунькис.
По-моему, это любовь, — хмыкнул Капунькис, — Теперь бедняге от свадьбы не отвертеться: принцесса — девчонка упрямая, будет и двести лет ждать, если понадобится…
Маленький глюм запнулся на полуслове и отлетел к стене.
Ты чего? — спросил он Генриха, потирая затылок.
Не смей такого говорить об Альбине! — погрозил ему кулаком Генрих. — Она не такая.
Молчу, молчу, — поспешно закивал глюм. — О, гляньте, Альбинка книжку забыла! Любопытно, что читают принцессы, находясь в плену? Ага, «История горькой любви рыцаря Ристана и прекрасной принцессы Гизольды»! Тьфу — чушь какая! — Капунькис принялся листать книгу, и из нее вдруг выпал листок бумаги. Он несколько раз кувыркнулся в воздухе, а когда упал на пол, все увидели, что это фотография Генриха.
Ну и ну! Вот так дела! Так вот, значит, в кого влюблена принцесса. А я-то хотел ее возлюбленного придушить! Вот я дурень так дурень! — покачал головой Бурунькис.
Откуда у принцессы моя фотография? — ничего не понимая, спросил Генрих.
— Так я ее и принес, — признался Бурунькис. — Принцесса как-то спросила, нет ли у меня портрета Героя, чтоб она могла время от времени смотреть на него… Тогда, сказала она, никакой страх ей нипочем. Ну, вот. А я как был у тебя дома, так одну фотографию и взял. Тебя решил по пустякам не спрашивать — у тебя ж фотографий много, что тебе, жаль одну отдать?
Генрих промолчал. Да и что он мог сказать? Все это время он был как слепец, думал о принцессе бог весть что, а оказывается, она любит его и только его.
Ох, какой болван! — сказал наконец Генрих. — Даже хотел простудиться и умереть. Ну, не глупость ли?
Кто хотел простудиться и умереть? — оживился Капунькис.
Да так, один мой знакомый, — ответил Генрих. — Послушайте, друзья, мне нужна ваша помощь.
Мы всегда рады тебе помочь.
Замечательно. Дело в том, что мне необходимо попасть в Большой Мидгард, узнать, как поживают мои родители, и вообще, как там обстоят дела.
Это легко, — пожал плечами Бурунькис. — Идем прямо сейчас?
Нет, вначале я должен еще раз встретиться с Альбиной.
Это любовь, — с видом знатока сказал Капунькис.
Генрих показал ему кулак и стремительно вышел из комнаты.
Пропал совсем, — вздохнул Бурунькис, когда дверь за Генрихом закрылась. — А ведь был нормальным человеком, пока не влюбился.
А он уже давно ее любит, уж я-то знаю, — сказал Капунькис. — И что это за штука такая, любовь?
Самая настоящая ерунда, — ответил Бурунькис. — Уж я точно знаю, что не позволю никому вскружить себе голову!
Принцессу Генрих нашел в библиотеке. Альбина стояла у окна и смотрела на небо, в котором то и дело взрывались разноцветные фейерверки.
— Это я, Генрих.
Альбина вздрогнула и повернулась к Генриху.
Простите меня, я вела себя недостойно принцессы… — начала было она, но Генрих перебил ее.
Нет, что вы… — Генрих запнулся, но так и не решился сказать «ты» и потому повторил: — Вы… вы поступили очень храбро. Я бы уж точно на такое не решился… Наверное, потому что я трус.
Зачем же вы так, — возразила Альбина. — Вы…
Я вас люблю, — сказал вдруг Генрих и густо покраснел. — Люблю с того самого дня, как вы подошли ко мне в сквере, а я сидел на скамейке. А потом я увидел, как вы танцуете вокруг ратуши на метле…
В глазах принцессы блеснули огоньки.
— Вы видели, как я танцую?
Генрих кивнул.
Да, видел. Но признаться в этом я не решался. Да и потом, вы принцесса, а я никто…
Что за глупости вы говорите, — сказала Альбина, подошла к Генриху и приложила пальчик к его губам. — Я не желаю больше слышать этого.
Генрих взял Альбину за руку.
Я готов за вас умереть. Вы верите мне?
Тогда и я умру, — сказала Альбина. — Честное слово — умру. Так и знайте, если вдруг вздумаете умирать.
Я буду помнить об этом, — проговорил Генрих. — А сейчас… а сейчас я должен оставить вас: мне необходимо проведать родителей, ведь меня не было в Большом Мидгарде так долго…
Глаза принцессы стали печальными.
— Я не могу вас удержать, — сказала она. — Раз вы так решили, значит, в этом действительно есть необходимость. Но прошу вас, возвращайтесь скорее.
Генрих хотел поцеловать принцессу, но не решился и поэтому прижал к губам только ее руку.
— До свидания, Альбина.
— До свидания, Генрих. Я буду ждать вас… тебя.
Перед тем как выйти из библиотеки, Генрих протянул Альбине фотографию, которая выпала из ее книжки.
Это не самая лучшая, — сказал он. — Если хотите… хочешь, я принесу другую.
Мне и эта очень нравится. — Принцесса прижала фотографию Генриха к груди. — Но если будет еще одна, я буду только рада…
«Я скоро вернусь, — уверенно думал Генрих по дороге в свой родной мир — в Большой Мидгард. — Только повидаю родителей, успокою их и сразу же назад».
В кармане мальчика лежала составленная Христианиусом и подписанная королем грамота, в которой сообщалось о том, что Генрих Шпиц — по просьбе Генриха все его звания и титулы были опущены — находится на тайной службе его величества и может быть в любое время дня и ночи вызван по делам государственной важности. Генрих был уверен, что этот документ хоть немного оправдает его отсутствие, а подпись самого короля убедит родителей, что их сын занят действительно важными делами.
Бурунькис с Капунькисом шагали рядом с Генрихом: хотя им очень хотелось погулять на королевском пиру, они вызвались провести друга до самого его дома.
— Кстати, — нарушил вдруг молчание Бурунькис. — Все хотел тебе сказать, да не было случая. — Глюм вытащил что-то из кармана и протянул Генриху. — Твой золотой дракон. Лишь только колдун пропал, он тут же восстановился. Я нашел его и хотел отдать тебе, но ты так быстро тогда ушел… Держи. Никогда бы не подумал, что эта золотая побрякушка волшебная, да еще с таким отважным сердцем.
Генрих взял украшение и повесил себе на шею.
«Рад встрече, хозяин», — сказал дракон и замурлыкал, точно котенок.
«Хорошо, что ничего серьезного с тобой не случилось, — мысленно ответил Генрих. — Я уж думал — все: пропал ты».
«Ты забыл, наверное, что нас, драконов, не так-то просто убить», — весело промурлыкал золотой дракон.
В Малом Мидгарде стояла ночь, ярко сияли звезды, и ничто не предвещало опасности. Никто из жителей Малого Мидгарда, даже принц Дуралей и его отец Фуазебаль Третий, король Ливантии, положившие начало следующей истории, не предполагали, какие ужасные испытания предстоит пережить Генриху и принцессе и к каким последствиям это приведет.