- Он знает что-то про мою мать. Как будто кто-то рассказывал ему про нее. Как Люпин мне, - проговорил Гарри. Теперь ему вдруг пришло в голову, что Роберт знает кого-то, кто знал его мать, и, может быть, расскажет что-нибудь Гарри…
* * *
Джеймс дулся на меня. Это выражалось в том, что всю перемену он сидел на одной из парт спиной ко мне. Меня это раздражало.
- Джеймс, будь добр, перестань. Ты не ребенок, и веди себя соответствующе.
- К твоему сведению, я никогда не был ребенком, - зло проговорил он. - И, между прочим, именно ты лишил меня детства.
Сердце больно кольнуло. Я опустился на стул, сохраняя беспристрастное выражение лица.
Джеймс любил меня. Но когда он сердился по настоящему, а не просто капризничал, он с удовольствием задевал самые чувствительные струны в моей душе, о которых он, конечно, знал.
- Если помнишь, правду о том, что у меня было два отца, я узнал в пять лет. Одного этого могло быть достаточно, чтобы сломать меня. Но тебе, похоже, показалось мало. Ты запер меня в четырех стенах и не выпускал дальше забора. Тебя я видел только три месяца в году. Конечно, это идеальное детство!
- Это все, что ты можешь мне сказать? - холодно поинтересовался я.
- Я могу сказать тебе гораздо больше, но у меня сейчас будет трансфигурация. И я не собираюсь пропускать урок. Я достаточно насладился своей изоляцией! И хочу нормально пообщаться хотя бы с Гарри. А из-за тебя он меня ненавидит! - Джеймс почти кричал.
- Прекращай истерику, - я встал и подошел к нему. Он уткнулся лбом в мой живот.
- Пап, я хочу брата, - тихо прошептал он.
- Чтобы у него тоже не было детства? - жестко рассмеялся я. - Джеймс, посмотри на меня. Ты ведь не думаешь, что кто-то может захотеть от меня ребенка?
Он поднял чистый взгляд, пронзающий меня насквозь.
- А я думаю, что тебя можно по-настоящему полюбить. Ты смелый, добрый и нежный.
Я отвел взгляд.
- Не знаю, где ты раскопал во мне эти качества, но у меня есть еще одно: я однолюб. Я всю жизнь любил твоего отца, Джеймс. И вряд ли когда-нибудь это изменится. Иди на урок.
- Я буду учиться с Гриффиндором, хорошо?
Ну что я могу сделать.… Киваю. Он улыбается мне и выбегает из класса, хлопая дверью. Я сажусь за свой стол, утыкаюсь носом в какие-то бумаги.
Кто бы мог подумать, что у меня, угрюмого, нелюдимого профессора зелий, ненавидящего все и вся, может быть такой яркий, солнечный сын. Все-таки характером он пошел в отца.
Меня пугает его зародившаяся дружба с Поттером. Я боюсь за Джеймса. Я специально привез его сюда, чтобы уберечь от Темного Лорда. Он не знает о том, что у меня есть сын. Но если он узнает, даже если он не убьет его… Черная Метка - это худшая судьба.
А Поттер слишком близко подходит к смерти. Тем летом, на четвертом курсе, он выжил только чудом. На пятом курсе он готов был сам прыгнуть за Арку, где умер его крестный. Про первый и второй я и не говорю. А на третьем…
Я до сих пор стараюсь не вспоминать то, что случилось тогда, когда начал преображаться Люпин. Именно тогда я впервые понял, что боюсь за Поттера. Я готов был пожертвовать жизнью, как это ни патетично звучит. Хоть я и понимал, что это ничего не изменило бы, я не удержался от того, чтобы закрыть его собой. Я помню его тепло и страх. Я помню свой страх - не за себя, за него. Не потому, что он мой ученик или спаситель магического мира - нет, просто потому, что это был Он.
Потом кто-то рассказал ему о случае с Визжащей хижиной в моей юности, когда меня спас его отец, и он посчитал, что это всего лишь мой долг. Наверное, лучше всего, что он думает так, но почему-то я был расстроен этим.
Но Джеймс не должен сближаться с ним. Это опасно…
Стук в дверь.
- Простите, сэр. Можно?
- Да, Драко. Заходи. Ты хотел что-то сказать?
Драко заходит в кабинет и плотно закрывает дверь. Я не меняю позу: все так же сижу, уткнувшись носом в домашние задания первокурсников. Краем сознания понимаю, что очередной гриффиндорец написал очередную чушь, и раздражённо перечеркиваю наискось весь лист. На полях резко пишу: «Переделать!»
Драко усаживается на первую парту, пристально наблюдая за мной, и я поднимаю голову.
- Северус, можно задать тебе вопрос?
Отношения у нас с ним дружеские, еще с тех пор, как ему исполнилось семь лет. Люциус Малфой счел этот его возраст достаточным для того, чтобы впервые вывести мальчика в свет. Однако Драко тогда не оправдал его ожиданий.
После наказания сына Люциус, не желая давать огласку этому проишествию, попросил меня немного подлатать мальчика. Признаться, я сделал гораздо больше, чем он просил - Драко был в ужасном состоянии.